Абрам Старков - ...И далее везде

…Как и обычно при таких вот воспоминаниях о близком человеке, ложатся на стол хранимые в доме фотографии, письма, какие-то документы, вырезки из газет. Среди снимков немало схожих с теми, что и я сберегаю у себя, дублей с моими, как фото на стене. Они относятся, главным образом, к нашему походу за «Седовым». А вот детские, юношеские вижу впервые. Часть их принесла Ксения Прокофьевна, сестра Белоусова. Вот она с ним и еще одним братишкой, Лёней, на старенькой карточке, гуськом за матерью: Мишук, младший, в матроске, в независимой такой позе, — годков пять ему тут, — явно будущий капитан… Я мало знаю про его детские и юные годы в Ростове-на-Дону, он редко предавался воспоминаниям, не был сентиментален. Как-то после экспедиции за «Седовым» он прочел о себе в газете, что вот-де знаменательный факт: Георгий Седов кончал когда-то Ростовские мореходные классы, а теперь корабль, носящий его имя, вывел изо льдов капитан Белоусов, воспитанник того же училища, и отныне в истории завоевания Арктики их имена будут рядом: Седов и Белоусов. «Чушь какая! — сказал, прочитав это, Михаил Прокофьевич. — Ни о чем не говорящее совпадение, чистая случайность. И нате вам: рядом с Седовым». Он не притворялся, он действительно испытывал неловкость от такого сопоставления, хотя и был честолюбив, как всякий смертный, а может, и больше других. И ему конечно же хотелось быть рядом с Седовым. Но не по случайному совпадению каких-то обстоятельств, выигрышному в литературном плане. Он хотел быть рядом по высокому счету. По истинной значительности сделанного.

Так вот, я мало знаю о его молодости, и почти все мне теперь внове.

Распад семьи, — отец с матерью разошлись, — совпавший по времени с революционной ломкой в стране, швырнул неоперившегося мальчишку в штормовое житейское море… Ох и досталось бы мне от Михаила Прокофьевича за эту вычурную фразу! В «Автобиографии», написанной им в октябре 1939 года, — мы стояли в Мурманском порту, вернувшись из Арктики и готовясь к походу за «Седовым», — сказано проще: «Я рано начал трудовую жизнь. В 13 лет нанялся землекопом в Новочеркасский сельхозинститут. Рыл на опытных участках глубокие ямы с ровной стенкой, по которым студенты изучали почвы». Не упомянуто еще более раннее плавание юнгой на рыбачьей шхуне… Он, оказывается, чоновцем был — в частях особого назначения, созданных для борьбы с бандитизмом, — о чем свидетельствует удостоверение, разрешающее предъявителю «носить при себе холодное и огнестрельное оружие с патронами». И совсем уж неожиданное для меня фото: командир каввзвода — возле лошадки, с саблей на боку; надпись на обороте: «Никольск Уссурийский. 1929. Лето. Эпоха событий на КВЖД». Это он уже штурманом плавал — и попал на сухопутье, в кавалерию, был даже в бою под Мишаньфу… Перелистываю мореходку образца двадцатых годов, памятного всем старым морякам, — в твердой матерчатой обложке с прорезью посередине, «окошком», сквозь которое видна фамилия владельца, указанная на титуле. Перечень судов, на которых он ходил в загранку третьим помощником, вторым, старпомом, капитаном: «Приморье», «Сергей Лазо», «Лозовский», «Север», «Шатурстрой», «Волховстрой», «Комилес», «Казань», «Красная газета» (шутил позже, что был «редактором»), «Свердловск», «Красин».

Первый пароход, который он повел как капитан, — «Волховстрой». И в первом же рейсе — «SOS»! На помощь звал «Сталинград», севший на рифы в проливе Лаперуза, возле южной оконечности Сахалина, принадлежавшей тогда японцам, в 8 милях от мыса Крильон. Сигнал бедствия услышали радисты семи наших кораблей, находившихся в том районе, но раньше других подоспел на выручку «Волховстрой». Капитан «Сталинграда» Мелихов сообщил, что везет с Камчатки отряд пограничников. Белоусов понимал, что это означает. Время на Дальнем Востоке тревожное, японцы провоцируют конфликты, накаляя обстановку. А тут такой удобный случай. Можно представить, какой шум подымут они, обнаружив в своих территориальных водах советский пароход с воинской частью, со штабом, с вооружением! Но как стянуть его с камней, если отмели мешают подойти на длину буксирного каната? И поэтому Мелихов просил Белоусова, не приступая к аварийным работам, которые могут затянуться надолго, как можно быстрее принять на «Волховстрой» бойцов и идти во Владивосток. Принять… Не в порту, с трапа на трап, не на тихом рейде. В открытом море. Когда одно судно уже бьет на камнях, а другое — тоже с пассажирами, и их больше тысячи, — так и гляди кинет на рифы. Вот какое испытание 28-летнему капитану в первом же рейсе! Пользуясь ночным временем, на спасательных ботах под веслами переправили людей, оружие с парохода на пароход. Когда заканчивали эту операцию, подошли остальные наши суда. И два японских миноносца! С флагманского подняли «Волховстрою» сигнал не двигаться, стоять на якоре. На борт взошел офицер с солдатами. Хотел произвести досмотр, обыск. Белоусов отверг его притязания, ссылаясь на международное морское право, допускающее обыск только по консульскому ордеру или в присутствии консула. Японцы покинули пароход, но ареста с него не сняли. Эсминцы ходили вокруг всю ночь, весь последующий день, удерживая «Волховстрой» на «привязи». А на вторую ночь заштормило. Ветер, накатистая зыбь. Стоять на якоре невозможно. Белоусов получил разрешение лечь в дрейф. Он лег… А наутро подконвойный исчез. Кинулись за ним мористее, обычным курсом — на юго-запад. Кто мог подумать, что капитан «Волховстроя» изберет невероятный, опаснейший маршрут — на юг, вдоль самого берега, чуть не по грунту. В полном грузу, на предельной осадке. Не найдя транспорт на юго-западе, миноносцы, используя свой 40-узловой ход, метнулись наперерез «Волховстрою», но поздно. Чапая по 8 миль в час, с потушенными огнями, пройдя бережком, он увильнул таким образом от преследователей и, когда они показались на горизонте, был уже в домашних водах, в безопасности… Японцы запомнили фамилию Белоусов. И ему не следовало появляться в их портах, в их водах. Помнили они его и через десять лет, когда Михаил Прокофьевич руководил ледовой проводкой союзных конвоев проливом Лаперуза, но, не вступив еще в войну с СССР, не решались на конфликт, хотя очень хотелось им причинить неприятности капитану 1-го ранга Белоусову, который молоденьким капитаном когда-то так ловко обвел их вокруг пальца, то бишь «вокруг» Сахалина.

Снимок с «Красина». Белоусов с убитой им медведицей. А шкура вот у меня под ногами, лежит вместо ковра, и я слушаю рассказ о том, как она была добыта. В свое время этот эпизод ходил полулегендой о последнем патроне по всей Арктике, только сам Михаил Прокофьевич о нем не рассказывал. И теперь я слушаю эту историю в изложении сына моего капитана.