Абрам Старков - ...И далее везде

Поднялись на пик, стали спускаться. К плато. Довольные, что приближается финиш похода. И даже обрадовались солнцу, оно было тихое, щадящее, не слепило, не жгло. Положило всюду нежные голубые пятна — такая красота! И, любуясь этой красотой, мы потеряли бдительность, которая везде нужна, и особо в горах. Забыли, что они коварны, и попали под камнепад. Солнце успело все же растопить снег наверху, и вместе с ручьями понеслись, понеслись камни, осколки, комья. Все это летело мимо и над головой, свистя и завывая. Вы не слышали, как воют камни?.. Летящим осколком пробило мне меховую куртку, порвало свитер, рубашку и крепенько садануло по боку. Ребра уцелели, но идти стало трудновато.

Переждав в расщелине горную канонаду, мы двинулись дальше. Теперь цель была совсем близка. Если правильно избрали путь, если, по нашим расчетам, справа окажется ребро вершины — контур плато будет завершен. А если ошиблись… Нет, не ошиблись! Из-за черного гребня поднялась снежная грань. Она росла, превращаясь в ребро, выползая навстречу нам всеми своими долгожданными очертаниями. Все! «Белое пятно» стерто с карты.

Мы кончили свое дело и вернулись на базу.

Теперь за нами пойдут геологи, физики, химики, старатели.

Слушайте, ребята, подрастайте быстрее. Идите в горы!

И если не очень состарюсь, я тоже пойду с вами. Возьмете? Договорились».

Ребята выросли, повзрослели. Как раз настолько, чтобы уйти на войну. Те, кто возвратился с нее, может быть, и пошел в горы. Но без Крыленко. Он до этого времени не дожил…

После войны, работая репортером в ленинградской «Вечерке», я не раз и не два бывал в Кронштадте.

А до войны, когда Кронштадт был главной базой Красного Балтийского флота (после награждения орденом он стал называться Краснознаменным), лишь дважды: в 1929 году как деткор «Ленинских искр» и через восемь лет уже — как их спецкор.

В тот первый раз Андрей Гусев привез нас, пятерых мальчишек, на подшефный пионерской организации боевой корабль — посыльное судно «Пионер». Вообще-то, если строго придерживаться военно-морской классификации, посыльные суда принадлежат не к боевому, а к вспомогательному типу (служба связи, портовая служба, обслуживание больших кораблей и т. д.), но для нас, юнцов, «Пионер» со своей пушечкой на корме был конечно же настоящий боевой корабль. Что он впоследствии и подтвердил на войне, вступив в схватку с немецким миноносцем и погибнув, не спустив перед ним флага.

Перед поездкой Гусев сказал строго:

— Едем, запомните, не на прогулку, не на экскурсию, а с делом. Мы — делегация, которая должна ознакомиться с жизнью экипажа, с его нуждами и определить, понимаете, чем можно ему помочь. Не глазеть праздно, а вникать, товарищи! (Им, товарищам, было по 12—13 лет.)

Чеканно сформулированное, как всегда у Гусева, руководящее указание было делегацией выполнено, судя по напечатанной в газете странице, заполненной нашими заметками-впечатлениями от пребывания на корабле. Они, эти впечатления (слова не из гусевского словарного запаса, он бы сказал — наблюдения), обобщены в коллективной корреспонденции:

Да, в Ленинграде и области 115 тысяч пионеров.

И все мы шефы посыльного судна «Пионер».

Нас так много, что, если понадобится, мы на руках, на пальцах сумеем поднять и вынести этот корабль из кронштадтского дока.

А знаете ли вы, шефы, что краснофлотцы не могут порой побывать у вас в гостях, потому что у них нескольких рублей нет для поездки из Кронштадта в Ленинград?

Знаете ли, что в судовом красном уголке отсутствует радио?

Знаете ли, что для упражнений в стрельбе им не хватает учебной винтовки «Геко», которая стоит всего лишь 40 рублей?

Начнем же собирать в базах, отрядах, и звеньях шефскую копейку раз в месяц. Одну копейку — не больше, но с каждого пионера. Обязательно с каждого из 150 тысяч. Подсчитайте, сколько наберется в месяц… А в год?

Вот это будет действительно подлинное пионерское шефство!»

Копейка — в фонд военного корабля, не наивно ли? — спросит нынешний читатель. Нынешний. Тогдашний не удивился бы: сбор средств в помощь армии, флоту, авиации был одной из примет того времени.

Через восемь лет, как сказано, в феврале 1937 года мы отправились в Кронштадт вдвоем с Гришей Мейлицевым, участвовавшим и в первой, деткоровской поездке. Теперь мы были репортерами, специальными корреспондентами «Ленинских искр» и нам предстояло подготовить материалы в номер газеты ко Дню Красной Армии и Флота, которые уже не нуждались в шефской копейке… Была предварительная телефонная договоренность с работниками флотского Политуправления, и нас принял сам командующий флагман 1-го ранга (тогда еще не ввели снова адмиральских званий) Александр Кузьмич Сивков. Он сидел в кабинете, оклеенном голубыми обоями под цвет моря, которое открывалось за широким итальянским окном. Правая рука командующего, забинтованная от плеча до запястья и согнутая в локте, покоилась на перевязи.

— Катался в минувшее воскресенье с сыном на лыжах, упал. Хорошо еще, правая сломана — я левша.

Глянул на наши командировочные удостоверения.

— Где хотите побывать, молодые люди?

— Там, где вы прикажете, товарищ командующий, — сказал Гриша, который умел говорить с начальством.

Флагман поднял левой рукой телефонную трубку и сказал кому-то, откликнувшемуся на его звонок:

— Прошу зайти, Владимир Филиппович.

На пороге кабинета возник высокий с узким удлиненным лицом капитан 2-го ранга (в званиях мы с Гришей разбирались: четыре средние нашивки на рукавах), соответственно доложился и был приглашен сесть.

— Журналисты из «Ленинских искр», — сказал командующий. — Знаете такую газету?

— Вижу у дочери-пионерки, — сказал кавторанг и протянул руку для знакомства: — Трибуц.

— Вы свободны на три дня от штабных дел и прикомандировываетесь на сие время к этим симпатичным ребятам в качестве сопровождающего. Побывайте на вашем родном «Свердлове», на «Марате», у подводников, на торпедных катерах и, если Мушнов не возражает, на одном из фортов.

Мы радостно переглянулись с Гришей, мы знали, что форты — закрытая зона, гражданские журналисты там не бывают, а вот мы — первые! — попадем, не решится же некий Мушнов возражать командующему.

— Будет исполнено! — сказал кавторанг, который через два года станет командующим Балтийским флотом и в звании адмирала поведет флот в бои.

А пока он повел нас как сопровождающий.

Все было исполнено, как обещано. Утро — на эскадренном миноносце «Яков Свердлов», которым Владимир Филиппович когда-то командовал. (А начинал армейскую службу фельдшером, окончив затем военно-морское училище и академию). Он рассказал нам историю «Свердлова», который назывался до революции «Новик» (когда-то на Руси «новик» означало «новобранец»), потому что был первым, головным в семействе новейших эсминцев, отличавшихся от прежних кораблей этого класса быстроходностью — на них стояли турбины — и более мощным вооружением. У каждого из них было, понятно, свое имя, но всех их называли «новиками». В первую мировую они прославились в Моонзундском бою. Сейчас можно добавить, что и в Отечественную воевали, но уже как ветераны. На Северном флоте, где я служил в войну, это были «Куйбышев», «Урицкий», «Карл Либкнехт», на Черном море — «Фрунзе», «Дзержинский», «Железняков». Конечно, «новики» уступали в быстроте, маневренности, огневой мощи новой серии эсминцев — «семеркам» (их названия начинались с буквы «с»: «Стремительный», «Сокрушительный», «Строгий», «Страшный»…), но все, что могли, сделали. Первый «новик» «Яков Свердлов» воевал там, где родился, — на Балтике, и погиб, подорвавшись на минах, когда шел в конвое из Таллина в Кронштадт, охраняя транспорты.