Ирина Триус - Дорога длиною в жизнь

Сердечно благодарю Вас за теплое, проникновенное письмо, за то, что поняли и не осудили меня. Когда я послал Вам письмо, сразу же испугался своего порыва, стало неловко и стыдно малодушия и потребности в поддержке со стороны чужого человека, да еще и женщины. Но, очевидно, так бывает, и я очень рад Вашему доброму слову — нижайший Вам поклон!

Постараюсь коротко ответить на Ваши вопросы. Заболевание мое сложно и многогранно по своему проявлению. В настоящее время могу при помощи рук перебраться с кровати на стоящий рядом стул и на нем к письменному столу, где стоит пишущая машинка. Но это сейчас, а что будет в недалеком будущем, не знаю. Лечения от моей болезни нет, и не будем больше о болезни.

Обращаться к секретарю горкома я считаю неудобным: уж не такая я персона, чтобы отвлекать его от дел быстротекущей жизни. У него их и без меня много. А так попыток получить работу на дому было немало, об этом я уже Вам писал. Право же, иногда думаешь: зачем такого дурака держали на ответственной работе, раз ему ничего нельзя доверить? Впрочем, иногда удается подработать печатанием на машинке. Но, Вы понимаете, хочется делать работу по душе, отдавая все накопленное за годы.

Обращался ли я в гороно? С официальным письмом — нет, а с непосредственными предложениями — неоднократно. В частности, и для печатания на машинке материал поступает именно из гороно. Но на большей работе они меня использовать не хотят или не могут. А я, понимаете, никак не могу убедить себя в том, что в голове у меня слежавшаяся солома.

Да, пока семья у меня есть — жена и два сына, одному десять лет, другому шестнадцать. Пишу «пока», потому что жена сказала мне, что уйдет.

Я обременяю Вас своим многословием, будьте снисходительны… И не переживайте за меня, мы еще поборемся. Помните лозунг Макаренко «Не пищать!»? Мне он особенно нужен.

С глубоким уважением и признательностью к Вам

Ваш Павлов».

«Милая Ирина Борисовна!

Рад был прочесть Ваши строки о том, что переписка со мной не будет Вам в тягость. А я уж боялся, что в прошлом письме утомил Вас своими умствованиями. Впрочем, я поверил в Вас уже до получения Вашего первого письма. Сотни же километров не помеха для дружбы, нас роднит то, что мы оба верим и любим жизнь. Так будем же бороться за то лучшее, что нам еще может выпасть. Меня Вы, побаловав хорошими письмами, невольно настроили на их ожидание. Но у Вас мало свободного времени, и я не смею «вменять Вам в обязанности» еще и письма ко мне. Уже само по себе мое существование кому-то в тягость, так смею ли я обременять еще одного человека?

Вы спрашиваете о материальной стороне моей жизни. Пенсии едва хватает на пропитание и лечение. Дети живут, по сути, на иждивении матери. Пока жить можно, хотя на ребят надо немало. Кажется, Пришвин сказал: «Нет унизительных положений, если сам себя не унизишь». Я же порой чувствую себя унизительно. Напоминание жены о моей никчемности не бодрит. Ну да ладно уж об этом. Если бы удалось устроиться на работу, моя радость была бы двойной: и нашел бы себе применение, и покончил бы наконец с разговорами о моей материальной неполноценности, которой я сам ежедневно болен. Извините, сказал «хватит», а понесло дальше…

Пожалуй, Вы правы, я высылаю Вам копию своей статьи для «Учительской газеты». Вам в Москве легче будет не то чтобы «пробить» ее, но просто узнать объективную оценку. Я ответа так и не получил. Только, пожалуйста, прочтите ее сами. Может быть, все это действительно никому не нужно?

Всю прошлую неделю вел борьбу с гриппом. Грипп прошел, а вот осложнение осталось… Но об этом лучше не думать. Мне лучше жить в розовых очках…

Я, наверное, утомил Вас, всего-всего доброго!

С душевным приветом

Ваш Константин».

«Дорогая Ира!

Позвольте мне так называть Вас. Несказанно рад получению от Вас сразу двух писем. Они для меня даже значительнее, чем то, попадет моя статья в газету или нет. И это при моем огромном желании приобщиться к общественно полезной деятельности! У меня не хватает слов выразить нахлынувшие чувства: я нашел друга! Пишу об этом до влажности в глазах. И не прошу извинений за свою откровенность. Примите все как есть.

Сегодня для меня радостный день еще и потому, что прочел в газете статью о том, что приближаются к завершению работы, связанные с раскрытием вирусной природы моего заболевания. Значит, еще немного, и будут изысканы средства для лечения. Надо только как-то продержаться до того времени. Моя надежда стала предметной, и я спешу поделиться с Вами, ан нет, с тобой. Мы далеко друг от друга, но «с тобой» будет ближе…

Ира, я размечтался настолько, что представил себя на работе — ох, как я стосковался по ней! Более того, я стал размышлять, как бы мы встретились. А ведь это может стать возможным. И, пожалуйста, не подумайте недоверчиво улыбнуться. Ведь в конце концов чего только не бывает на этом свете… А если произойдет что-либо непредвиденное в твоей жизни, знай, что есть на свете человек, всегда готовый протянуть тебе руку помощи. Я, кажется, готов заговорить твоими словами, провозглашая веру в Человека…

Скоро мы уже выезжаем на дачу, хотя лето в самом разгаре. Дачу я успел построить еще до болезни. Местность наша имеет поэтическое название «Березовая роща». Она действительно выглядит так, как ее изобразил Левитан.

Обращаюсь к Вам с просьбой — пришлите мне свое фото. Видя перед собой собеседника, легче разговаривать. По правде сказать, меня раньше почему-то больше интересовал волейбол, чем фотография, но женщины обычно склонны к фотографированию, поэтому и прошу — пришлите. Я, как видите, все время сбиваюсь: вы — ты. Надо привыкнуть. Впрочем, я еще не спросил Вашего разрешения на такое обращение.

Всего доброго! С душевным приветом

Ваш Костя».

«Дорогая Ира!

У меня уже сложилась потребность обращаться к Вам, как обращаются к близкому человеку, когда хотят чем-то поделиться. Вот и сегодня с утра меня потянуло к бумаге: когда я пишу Вам, мне становится несколько легче. Я один, вернее, с тобой. Вчера я все-таки разыскал в альбоме старую фотографию, другой нет. Это последний год работы. Честно скажу, что в настоящее время, бросая ретроспективный взгляд, несколько возгордился своим трудовым путем. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало»…

Рабочий путь начался для меня хорошо, кончился плачевно — инвалид. Тебе, наверное, известна картина «Все в прошлом». У меня тоже есть прошлое. Когда-то я был полезен обществу, людям, семье. Несмотря на молодость, пользовался авторитетом. А сейчас… Что сейчас? Мне даже приткнуться к какой-либо деятельности не удается. Как-то коллега по гороно принесла мне два доклада учителей на рецензию. Да и то доклады, которые не пропустили в газете. Напрасный труд заставляет терять веру в свои возможности.