Ирина Триус - Дорога длиною в жизнь

Дорога, дорога, сколько надежд переполняло и без того переполненное красотой жизни сердце! Но отчего же вдруг, так сразу, она оборвалась, лишив меня всего, чем жив и богат человек? Может быть, потому, что я не сумела сберечь синие перышки?..

Они сидели за столом в День Победы. Уже немолодые, с сединой в волосах, некоторые из них искалеченные, но все веселые, влюбленные в жизнь, которую отвоевали почти сорок лет назад. Среди них была старая женщина, их «общая мама», как они называли ее. Впрочем, возраст еще не определяет старость. В свои восемьдесят три года она сохранила не только физические силы, чтобы обслуживать себя и вести хозяйство, ухаживая за сыном, сидевшим за тем же столом. Она сохранила живое любопытство ко всему интересному, не отставая, а порой опережая в этом молодых. Пишет мемуары — живет не только активной духовной, но и творческой жизнью. В мемуарах повторяет все пережитое — светлое и тяжелое, что выпало на ее долю. Кого любила, с кем дружила, кого встречала и, конечно, как работала. Жизнь — это то, что можно о ней рассказать…

Она вышла замуж девятнадцати лет. Родила сына, но не сразу проснулось материнское чувство. Зато когда проснулось, заполнило всю.

…Сыну три года. Он идет за ней по узкой курортной аллее и хнычет: «Ну дай хоть кусочек черного хлебушка». Прохожие останавливаются, думая, что с ним злая мачеха. А он просто ненасытен.

…Ему девять лет. Острый аппендицит, перитонит, срочная операция ночью. Вместе с врачами боролась за его жизнь.

…Вот она получает в войну разрешение на встречу с ним, пока его взвод стоит на отдыхе после жестоких боев. Сын выехал встречать ее верхом на лошади — красивый, статный, по-военному подтянутый. Какую гордость испытала тогда она!

…Вернулся на костылях. А счастливее, чем она, никого не было: живой! Костыли бросил. Начал учиться вместе со своими фронтовыми друзьями. Жил жадно, азартно, неистово, наверстывая упущенное. И только по ночам просыпался от приснившихся боев. И только часто вспоминал ушедших в землю друзей. Рассказывал ей о них, и она горевала как вселенская мать.

…День Победы. Ни у кого из его друзей не осталось матери. Значит, заменить всех матерей надо ей. Она — в центре стола, первая произносит тост. У нее заимствуют они, сами уже пожилые, мудрость. Делятся с ней, советуются, прислушиваются. Позади большая жизнь. О ней есть что рассказать…

Умер Коган. Я всегда шутя называла его по фамилии. В первый раз он позвонил по делу, просил встречи. И встретившись, мы уже не разлучались. Каждый вечер звонил. Каждую субботу навещал. Весельчак, острослов. Талантливый физик. Он так истово любил жизнь, что не веришь и сейчас в эту утрату. Но нет звонков, нет смеха, шуток, нет его самого. Может быть, в наказание мне — не умела ценить, не хватило любви. И вот пусто, одиноко и холодно душе. И ничего нельзя вернуть, ибо прошлое не возвращается. Я смотрю в ночное небо и вижу одну-единственную звездочку. Быть может, она хочет убаюкать меня, бессонную? Но вот тучи закрыли небо, и оно черным-черно. Как научиться терять? Для меня это все равно что научиться жить, потому что жизнь моя состоит сплошь из потерь.

Первые годы после революции, гражданской войны… Голод, разруха, беспризорность. На VII съезде ВКП(б) борьба с туберкулезом, косившим людей в городе и на селе, в центре и на периферии, на севере и на юге, была объявлена главной задачей медицины. Уже в июле 1918 года был открыт первый советский туберкулезный институт — вслед за декретами о мире и земле. Вот тогда-то после фронта гражданской войны пришла в институт молодой врач Мария Владимировна Триус. Врачом-практиком она оставалась недолго: необходимо было изыскивать средства, излечивающие больных. В то время их не было. И не в характере Марии Владимировны было ждать таких средств от кого-то. Она перешла в микрофтизиатрическую лабораторию, а с 1928 года стала ею заведовать. Отечественного опыта царская Россия не оставила. Пришлось обратиться к зарубежным источникам. Владея основными европейскими языками, Мария Владимировна стала черпать знания из опыта других стран. Кто же мог тогда знать, что пройдет не так уж много времени и западные ученые будут цитировать ее научные труды и ссылаться на них!

Талант Марии Владимировны выделил ее, еще девочку, в гимназии. Отец, глава многодетной и бедной семьи, не мог дать детям образование. Мария своими незаурядными успехами завоевала тогда право учиться бесплатно. Одновременно подрабатывая уроками, она дала возможность получить образование младшим сестре и брату, моему отцу.

Мария Владимировна, или, как мы, дети, называли ее — тетя Маня, в молодости была очень привлекательной. Однако замуж вышла поздно и первого ребенка, девочку, родила уже к сорока годам. Когда Инночке был всего год, мать случайно узнала, что муж имеет другую семью, и оставила его. Инночка, девочка красивая, умная, способная, заполнила всю ее личную жизнь. Помню, как тяжело переживала тетя Маня тоску дочери по отцу, которого не знала. Гуляла с немецкой группой на бульваре, увидела, как испуганный мальчик прибежал и уткнулся в колени воспитательницы с криком: «Не отдавайте меня папе, я не хочу к нему!» Это был мальчик, тоже росший без отца, но отец искал встречи с сыном на бульваре, зная часы прогулок. Инночка, потрясенная, сказала вечером матери: «А если бы мой папа пришел, я бы так была рада». Помню, какой болью отозвались в сердце моей тети эти слова дочери.

В три года, летом, когда Инночка с детским садиком жила на даче, она простудилась и заболела ревматизмом. Позднее атаки этой болезни и вызванный ею порок сердца не дали девочке постоянно ходить в школу. Занималась с ней каждый раз во время болезни мать. Блестяще подготовленная по всем предметам матерью, Инночка переходила из класса в класс с отличными оценками.

Дружили с ней мой родной брат, ее сверстник, и его самый близкий товарищ.

Катастрофа произошла в семнадцать лет. Помню последний ее вечер в нашей семье — была свадьба двоюродного брата. Длинные черные кудри распущены по плечам. Чуть раскосые, восточные, черные глаза (отец был узбеком), бархатистая смуглая кожа, о которой товарищ брата рассказывал через много лет своей жене: «Я никогда больше не видел такой кожи». Что и говорить, наверное, это была их первая любовь. Инна сдавала экзамены в десятый класс. Назавтра пришла с экзамена, пожаловалась на головную боль. Тетя Маня ответила: «Ляг поспи, ничего, если получишь тройку».

Инна из-за головной боли не уснула, а к утру начались судороги. В тот день все врачи, коллеги и друзья тети, были у Инночки, непрерывно, тихо и жалобно повторявшей запомнившийся мне на всю жизнь стон: «Ой-ой-ой-ой». Диагноз был установлен: «туберкулезный менингит». Я была у них, когда Инну отвозили в клинику туберкулезного института, где работала тетя Маня. Им выделили отдельную палату. «Какие же наряды возьмем мы на дачу?» — спрашивала тетя у Инны и собирала вещи. Уже тогда было непонятно, где брала она мужество.