Павел Бажан - О науке и не только

Поэтому любого представителя ОКБМ, даже низшего звена, в Обнинске, Ленинграде и других городах встречали как желанного гостя, наперебой предлагая свои услуги.

Неожиданная смерть Игоря Ивановича Африкантова в 1969 г. в возрасте 52 года всколыхнула город. Никогда я не видел столько людей, пришедших почтить память этого выдающегося человека — вся улица от Дома Связи до Дома Культуры им. Дзержинского (бывший дом-коммуна «Дом чекиста») на ул. Воробьева (ныне Малая Покровская) была запружена скорбящим народом.

Руководителем ОКБМ стал Ф. М. Митенков, сам бывший расчетчик-физик. Нам, рядовым работникам, сразу стало ясно, что к руководству пришел человек калибром ниже прежнего руководителя. Конечно, авторитет ОКБМ поддерживал его имидж, но мы считали слишком мелочными для руководителя такого ранга его привычки ходить по этажам конструкторского здания и гонять курильщиков. Тем не менее, обладая первоклассным кадровым составом, ОКБМ уверенно решало поставленные перед ним задачи.

Наша страна отставала в научно-техническом развитии от западных стран, поэтому все новые идеи приходили к нам с Запада. Так продолжается до сих пор. Не знаю, помогала ли в развитии атомного машиностроения в стране наша внешняя разведка, но толчком для разработки реакторов на быстрых нейтронах БН-350 и в какой-то мере БН-600 послужила картинка в статье из французского журнала, посвященной проекту энергетического реактора-размножителя на быстрых нейтронах «Феникс» электрической мощностью 250 МВт с натриевым теплоносителем. Идея идеей, но вот как реализовать эту идею в металле? Но наши инженеры справлялись — воссоздавали конструкцию по картинке или просто по упоминанию в зарубежной статье, подбирали, обжигаясь, материалы, разрабатывали и корректировали технологии изготовления деталей и узлов, создавали стенды и методики расчета, экспериментировали, работали, работали, работали. Итог: ОКБМ за свою недолгую (с 1945 г.) историю создало помимо диффузионных заводов свыше 500 надежных ядерных реакторов и установок.

Я все более обзаводился новыми знаниями и навыками, чему немало способствовали командировки в ФЭИ г. Обнинск, в ЦКТИ им. И. И. Ползунова г. Ленинград, ВВМУ подводного плавания им. Ленинского комсомола в другие организации и непосредственное общение с учеными (в моем тогдашнем понимании): Л. Н. Поляниным, М. Х. Ибрагимовым, В. М. Боришанским, А. Патрушевым и другими.

В ОКБМ достаточно рано появились электронно-вычислительные машины, и мы начали переводить свои расчеты на ЭВМ. В первую очередь компьютеризации были подвергнуты сложные расчеты гидродинамики, например, определение поля скоростей и давлений при течении теплоносителя в разных сечениях трубных пучков теплообменников второго контура Na-Na. Работая с программистами-математиками, я не переставал удивляться степени их математической и профессиональной подготовки и испытывал к ним своего рода зависть, что, конечно, подвинуло меня впоследствии к самостоятельному овладению этим ремеслом. Я начинал от программирования в кодах и закончил программированием в среде С#.

В конце 1969 г. проф. В. М. Боришанский уговорил меня поступать к нему (в ЦКТИ им. И. И. Ползунова) в заочную аспирантуру и к лету 1970 г. после сдачи вступительных экзаменов я был в нее принят. На экзамене по диалектическому и историческому материализму у меня был вопрос о Кронштадском мятеже (дело было в Ленинграде), и я построил свой ответ на официальном отношении к этому событию марта 1921 г., изложенном в учебниках. Однако, достаточно возрастные преподаватели, принимавшие экзамен, остались недовольными и долго втолковывали мне, что все происходило не так, как написано в учебниках. Не помню, какую оценку они мне поставили, наверное, тройку, но дело совсем не в оценке — значит, в 1970 г. уже поднимали голову враги советской власти, и по парадоксальному стечению обстоятельств числились они, в основном, преподавателями общественных наук («пчелы против меда»). По рассказам моего приятеля В. Гурикова, в Горьковском политехническом институте некоторые преподаватели кафедры философии тоже активно вели пропаганду против советской власти. Именно от людей, несущих в массы марксизм-ленинизм, и пошла эта зараза, разъевшая затем идеологические устои нашего государства.

Аспирантура аспирантурой, но времени на самостоятельную «научную деятельность», так называемую «учебу в заочной аспирантуре» у меня не было. Нужно учесть, что через некоторое время после возвращения в Горький (в 1967 г.) я набрался храбрости, пришел на студию телевидения и предложил свои услуги. Как ни странно, меня приняли, и примерно раз в неделю (были и другие спортивные комментаторы, в том числе В. И. Любимов) я стал появляться в эфире с информацией о соревнованиях и интервью со спортивными знаменитостями. Такую информацию вместе с Яшей Фридманом, редактором отдела новостей, мы добывали, разъезжая в субботу и воскресенье на редакционной машине по стадионам и спортивным залам. Однажды, приехав с работы в ОКБМ на передачу к 19–00, мне пришлось в прямом эфире без предварительной наметки брать интервью у Александра Канделя, знаменитого уральского баскетболиста, члена сборной страны, чем я немало возвысился в глазах баскетбольной общественности. Недавно, копаясь в многочисленных архивных бумагах, я обнаружил несколько заметок, опубликованных в горьковских газетах «Горьковский рабочий» и «Ленинская смена», подписанных «И. Шипилов».

И я вспомнил, что в то время я действительно освещал в этих газетах баскетбольную тему. Вскоре у меня появилась и баскетбольная команда — спортивный клуб «Радий» телевизионного завода им. Ленина предложил мне место тренера. Времени не стало совсем, нужно было от чего-то отказываться, и я отказался от телевидения. Аспирантура ЦКТИ им. Ползунова, тем не менее, не стала более желанной, потому что меня все чаще стали посещать мысли об очной аспирантуре, сулившей мне больше свободного времени. На работу в ОКБМ я ездил через Окский мост и, начиная с весны до поздней осени, с внутренним волнением вглядывался из окна автобуса на стоявшие у причалов родные мне пассажирские суда.

Жесткий режим секретности ОКБМ начал тяготить меня, я для себя решил, что за четыре года работы в этой мощной организации я получил достаточный для продолжения преподавательской деятельности опыт.

Увидев в газете объявление о приеме в аспирантуру Горьковского института инженеров водного транспорта (ГИИВТ), я пришел к заведующему кафедрой судовых силовых установок Геннадию Алексеевичу Конакову.

Договорились мы быстро, кандидатские экзамены по диалектическому и историческому материализму и немецкому языку у меня были сданы в 1969 г., вступительный экзамен по специальности, как я сейчас понимаю, был для проформы, и 4 января 1971 г. я стал аспирантом — свободным человеком.