Павел Бажан - О науке и не только

Возможно, работы М. И. Волского были использованы при создании искусственной атмосферы советских космических аппаратов. Одновременно с биологией и теорией прочности профессор Волский увлекся историей, и я помню, как он рассказывал в деканате факультета о своем присутствии при вскрытии захоронения и гроба Ивана Грозного. Там историки (или археологи) не могли понять, почему правая рука царя закинута вверх к голове, а левая — лежит на обычном для российский покойников месте.

Якобы Михаил Иванович с помощью биомеханики показал им, что такое положение правой руки вызвано перемещением крышки гроба при его закрытии, чем разрушил несколько выдвигаемых оппонентами гипотез мистического свойства.

Михаил Иванович рассорился со мной (перестал здороваться) после курьезного события. Как-то, приехав из Москвы, где побывал в АН СССР, он предлагал всем посмотреть в 34-ом томе Большой Советской Энциклопедии поясной портрет знаменитого русского путешественника, натуралиста и сотрудника тогдашних российских спецслужб Н. М. Пржевальского, поясняя это тем, что-де в АН СССР получила признание и развитие версия о том, что И. В. Сталин вовсе не сын сапожника Виссариона (Бесо) Джугашвили, а биологический сын Н. М. Пржевальского (как раз за девять месяцев до одной из дат рождения И. В. Сталина (второй) знаменитый путешественник был в Гори). И действительно, портрет Пржевальского в БСЭ настолько был близок к известным мне портретам Сталина, что я просто диву давался.

Моя тетка по матери и двоюродная сестра Виталина жили в г. Рустави, что недалеко от Тбилиси, и хорошо знали быт и обычаи грузин. Я написал им и через некоторое время получил возмущенный ответ, содержащий полное отрицание возможности близкого контакта грузинской девушки, матери Сталина, и заезжего высокого гостя. Якобы у грузин с этим настолько строго, что грех не остался бы незамеченным, а грешницу просто бы затравили. Не знаю, насколько были близки к истине мои родственники, тем более что существует несколько версий об отцовстве вождя, и все они отрицают отцовство Бесо Джугашвили, а следовательно, нет дыма без огня. Как бы то ни было, при случае я изложил позицию моих родственников М. И. Волскому, когда он в деканате вновь начал излагать гипотезу о том, что Сталин — сын Пржевальского. Михаил Иванович встал, недобро посмотрел на меня и ушел, но с тех пор перестал со мной здороваться.

Профессор Волский был типичным представителем профессорско-преподавательского состава тех времен. Во всех вузах отношения в преподавательской среде были нездоровыми, процветали интриги и доносы (на меня тоже писали анонимки). В народе такие сообщества называют «гадюшниками». Может быть такое определение слишком жесткое, но оно во многом отражает суть отношений внутри этого сообщества. Его члены ревниво следят за успехами друг друга и всегда готовы наложить коллеге кучу в карман или на ровном месте затеять свару. Я покажу это на примере ситуации с Н. В. Лукиным на кафедре судовых устройств и вспомогательных механизмов, когда-то организованной и возглавляемой лауреатом Сталинской премии И. И. Краковским, тогда ректором института. Когда пошли слухи о том, что Иван Иванович хочет оставить кафедру, внутри ее преподавательского коллектива немедленно возникла склока.

Ветеранам кафедры не понравилось, что молодой кандидат наук Н. В. Лукин, ученик И. И. Краковского, якобы отодвигает их в сторону и «лезет» вверх, и пошло-поехало. Ректор занял позицию «третейского судьи» (но на стороне ветеранов) и перевел Николая Васильевича к нам, на кафедру судовых энергетических установок, где он и проработал до смерти своего учителя.

Думаю, что в том скандале не было правых, все были «хороши».

Конечно, Н. В. Лукин был способным специалистом, я даже услышал однажды в разговоре женщин из вспомогательных служб института слова — «гений с кафедры СУВМ», поэтому по логике его кафедральных оппонентов любить его было не за что. Но и сам «гений» был из того же теста, что и его противники, это ярко проявилось в конце 80-х годов прошлого века, когда он с В. И. Горелкиным организовал атаку на меня как на руководителя стремительно набирающей вес на факультете кафедры судовых двигателей внутреннего сгорания, что привело в конечном итоге к ликвидации этой кафедры. Потом, расчувствовавшись на одной из «вечеринок» у проректора по научной работе, он просил у меня прощения и обещал восстановление прежнего статуса, но не успел — трагически погиб в ДТП. Его именем назван один из земснарядов Волжской ГБУ, думаю, по праву.

С 1975 г. ГИИВТ возглавил В. Н. Захаров, который стал предвестником эпохи дилетантов у власти, продолжающейся до сих пор. Нет, в организаторских способностях и предприимчивости ему не откажешь, но сам он к преподавательской работе не имел никакого отношения.

Наиболее ярко он проявил свои способности в 90-х годах прошлого века, когда институт лишился двух общежитий и учебно-экспериментального завода. Нынешние руководители ВГАВТ/ ВГУВТ (новые названия ГИИВТа) сами прошли все этапы преподавательской карьеры, поэтому последующий разговор не о них. На мой взгляд, многие беды нашей многострадальной Родины происходят помимо общеизвестных причин и от того, что первые руководители министерств и ведомств, а вслед за ними и первые руководители «среднего звена» экономики, в том числе проектных организаций и предприятий, специалистами в деле, которое они возглавляют, не являются, они назначены на «хлебные» места как «эффективные менеджеры» или по принципу родственных связей, личной преданности, принадлежности к клану и т. п.

Изменений к лучшему в этой части не наблюдается.

На этом я закончу рассказ о том периоде моей жизни, когда благодаря учебе и практике правдами и неправдами, с отклонениями и зигзагами образовывался во мне костяк мироощущения будущего научного работника. Оглядываясь на свое прошлое, я начинаю думать, что человек может долго искать себя, его судьба может совершать кульбиты, но если в книге судеб (наверное, есть такая) для него написано стать кем-то, то к этому он рано или поздно обязательно придет. Так и я, через глупость и романтику молодости, испытывая влияние других людей, серьезные флуктуации интересов и постепенно мужая, пришел на стезю научной работы.