Павел Бажан - О науке и не только

«Кто знает, не говорит. Кто говорит, не знает».

Ясно всем, в том числе власти, что число технических вузов зашкаливает. Власть не решается резать по живому, поэтому потихоньку спускает высшее техническое образование в канализацию, в то же время пытаясь избежать этого коммерциализацией образования, например, путем превращения процесса обучения в процесс оказания образовательных услуг и обюрокрачивания высшей школы.

Думаю, что нормальное высшее техническое образование в нашей стране было до 1914 г. и далее с 1930 по 1940 и с 1950 по 1975 год. Мне довелось читать отдельные дипломные работы 1914 г. По нашим меркам это не дипломные работы, а почти нынешние кандидатские диссертации. Поэтому тогда были инженеры, а не люди с дипломом о высшем техническом образовании, но их было мало, и они ценились. Нынешние выпускники технических вузов (их много) инженерами не являются и, естественно, не ценятся. Помимо перечисленного, во многом это определяется отсутствием распределения и обязательной отработки три года на производстве, провалом в цепочке вневузовской подготовки инженеров вследствие катастрофы 90-х годов прошлого века, когда производства, НИИ и КБ намеренно обрекались на гибель, когда инженеры стали не нужны и выпускники технических вузов пошли в торговлю, в менеджеры, в охрану.

Провал был обусловлен следующим. При советской власти будущий руководитель производства, конструктор, научный работник получал общую теоретическую подготовку в вузе, приходил на производство, в КБ и несколько лет обучался ремеслу под патронажем одного или нескольких наставников, получая при этом зарплату, хотя и меньшую, чем у наставников, но достаточную для содержания семьи, три года никуда не мог уйти, то есть увильнуть от повышения квалификации, и наконец, через 4–6 лет после выпуска из вуза становился, инженером. В недоброй памяти 90-е годы выпускник вуза, пришедший на производство, в КБ уже не мог надеяться на то, что его обучение ремеслу здесь продолжится.

Давно работавшие инженеры, вдруг после криминально-воровской революции Ельцина-Гайдара-Чубайса ставшие получать мизерную зарплату, не покрывавшую расходы семьи, не захотели передавать свой опыт и знания по профессии молодым, бедняцкая зарплата которых мало уступала, а то и превышала их маленькую зарплату. А молодые, глядя на то, что их бывшие сокурсники, ушедшие в менеджеры и охранники, получают много больший доход, чем они, и, видя такое к ним отношение настоящих инженеров (но не настоящих граждан), массово уходили в так называемый бизнес. Все это потянуло за собой снижение интереса к учебе в вузе, целью учебы стало теперь только получение диплома любой ценой. Для таких студентов высокопрофессиональный преподавательский состав стал не нужным — круг замкнулся.

Сейчас ситуация на производстве и в КБ улучшилась, а в вузах все осталась на прежнем низком уровне.

Надеюсь, что в ближайшем будущем к власти придут государственники, экономика вывоза ресурсов за границу сменится экономикой развития (известный философ, один из могильщиков советского строя, А. Зиновьев считал, что существующий у нас в настоящее время экономический строй установился надолго), наука (настоящая наука) и качественное техническое образование станут востребованными, и тогда, увы, все нужно будет начинать с нуля. Думаю, что будет найдена эффективная модель подготовки профессорско-преподавательского состава с обязательной как минимум трехлетней, а лучше пятилетней, открепленной от вуза стажировкой в промышленности, предполагающей обязательную разработку и реализацию собственных проектов, улучшающих дело (производство, разработки), и не менее эффективная модель вузовской и вневузовской подготовки инженеров. Увы, к этому времени настоящих профессионалов науки, которые могли бы возглавить процесс, уже не будет, придется обращаться к «немцам», то есть к зарубежным специалистам. Все это очень печально.

Нам в пример ставят американскую систему образования — она-де готовит специалистов, которые приходят на работу в фирму и сразу без переучивания или доучивания начинают приносить реальную пользу. Все дело в концепции личной ограниченности, лежащей в основе американского образования. Во время учебы в вузе будущий работник специализируется на неизбежно узкой и, как правило, сужающейся теме и становится ограниченным, односторонне развитым. По М. Делягину «если организация — это нечто «большее, чем человек», то ее сотрудник, какие бы степени свободы ни были ему предоставлены, — неизбежно уже нечто меньшее. Именно в этом заключается, с одной стороны, один из секретов успешности американской личной ограниченности, режущей глаз представителям других обществ, а с другой — причина последовательного и в итоге эффективного культивирования американским обществом этой ограниченности. Ведь ограниченность личности, ее одностороннее развитие облегчают ее встраивание в организацию и тем самым повышают ее эффективность как частичного, пусть даже и творческого, работника.

Односторонне развитых людей легче складывать в организационные структуры — по тем же причинам, по которым строить сооружения из одинаковых и потому заведомо совпадающих друг с другом кубиков проще и надежней, чем из хаотически подобранных объектов случайных, пусть даже и красивых, очертаний.

Именно в этой особенности американского национального характера заключается одна из причин того, что искусство составлять людей в структуры впервые появилось именно в США. А когда людей легче складывать в структуры, то и сами эти структуры работают надежней и эффективней».

Отвлечемся на время и покажем на моем примере, что в учебном вузе аспирант, соискатель при работе над диссертацией все должен делать сам. Передо мной стояла задача — подготовить и провести натурный эксперимент по теме кандидатской диссертации (исследование тепловых режимов гидрообъемной передачи). Помню и объект исследований — выделенный мне небольшой гидромотор (в габаритах современного принтера), с которым мне позволялось делать что угодно. Я высверлил в корпусе гидромотора около 10–12 каналов для монтажа термопар, смонтировал термопары ХК, причем некоторые спаи были выведены в полости, в которых перемещалось масло (рабочая жидкость). Для герметизации корпуса я залил высверленные отверстия с термоэлектродами эпоксидной смолой. Все работы я выполнял самостоятельно, потому что один из работников учебной лаборатории (начальник) сказал мне прямо, что за их помощь нужно платить. Оставшиеся связи в ОКБМ позволили достаточно легко помимо термопар купить вторичные приборы — потенциометры, в лабораториях кафедры таких приборов не было, но деньги для их покупки выделил институт по ходатайству Г. А. Конакова. Вспоминая об этом эксперименте, я всегда удивляюсь, что в процессе испытаний термопары не выбило, ведь давление внутри корпуса гидромотора было большим. Деталей своей кандидатской работы я не помню, что свидетельствует только об одном: эта работа досталась мне без пота и крови, и делал ее я без особой любви, для галочки. Эта работа не затронула глубинных струн моей души, и душа моя как душа научного работника тогда еще не сформировалась.