Ричард Холл - MOBY. Саундтрек моей жизни [litres]

Я прошел к туалету. Стоя у унитаза, я рассматривал свое кривое отражение в полированных хромированных трубках. Когда я вернулся к столу, Ванесса спросила:

– Куда ты ходил?

– Остановился, чтобы посмотреть на апокалипсис, – сказал я. Я рассказал ей об огромном мужике и его маленьких детях и о том, что они – предвестники конца света. Может быть, они как раз в арьергарде апокалиптического парада, сразу за бледным конем и бледным всадником? Последний конь апокалипсиса был ярко-оранжевым, словно гигантский «Читос», а ехал на нем пухлый мужик в футболке «Даллас Ковбойз».

– Давай возьмем еще по одной, – сказала Ванесса.

Я улыбнулся ей.

– Мне тут нравится, – сказал я. – Давай переедем в гостиницу Мерва Гриффина. Сможем посмотреть на апокалипсис, напиться и сходить на Нила Даймонда.

– Сначала мне надо вернуть Шерил машину, – сказала она.

– Давай вообще не будем трезветь, – сказал я и поцеловал ее руку. В зале заиграла песня Джона Денвера.

Альбом Animal Rights провалился еще до выхода.

До релиза он получил целую кучу невероятно плохих отзывов, а мой американский лейбл, Elektra, перестал отвечать на звонки моих менеджеров. Тем не менее мы назначили вечеринку в честь выхода альбома на неделю, когда был запланирован релиз. Прежде чем выйти из лофта, я поставил альбом Sepultura Roots , достал ножницы и попытался сделать себе ирокез. Примерно на половине работы я сдался, поняв, что моих давно редеющих волос стало еще меньше. Я сбрил последние остатки волос, цеплявшихся за мою голову, и пошел в «Дон Хиллс», бар, который мы сняли для вечеринки. Холодный дождь падал на мою новоиспеченную лысину.

На вечеринке я напился и отыграл небольшой живой сет, умудрившись вызвать неприязнь у музыкантов Blur, каким-то образом оказавшихся в зале, а также у горстки сотрудников Elektra, которые все же пришли. На следующее утро я проснулся с похмельем и полетел в Новый Орлеан, чтобы выступить в маленьком баре перед составителями радиопрограмм на национальной конвенции. На шоу пришел Трент Резнор, и перед нашим выступлением он заглянул в кладовую для пива, которую мы использовали в качестве гримерки, чтобы поздороваться. Он только что отыграл очередное аншлаговое стадионное турне и на несколько недель приехал домой в Новый Орлеан. Он простоял пару минут в дверях кладовки, сказал пару хороших вещей об Animal Rights , а потом прошел в отдельную кабинку со своим телохранителем и несколькими друзьями.

На шоу пришел Трент Резнор, и перед нашим выступлением он заглянул в кладовую для пива, которую мы использовали в качестве гримерки, чтобы поздороваться.

Ранее в тот же день я получил сообщение на автоответчик от Эксла Роуза, который сказал, что ему очень понравился альбом Animal Rights и он слушает песню Alone на повторе, разъезжая по Лос-Анджелесу в три часа ночи. Он даже сказал, что ему интересно было бы со мной поработать. В общем, Тренту Резнору и Экслу Роузу понравился Animal Rights . Эх, вот бы они еще писали рецензии для Spin или NME .

Во время концерта составители радиопрограмм больше обращали внимание на бесплатную выпивку и Трента Резнора; большинство из них вообще сидели спиной к сцене.

На следующий день я полетел в Лондон – Soundgarden попросили меня выступить у них на разогреве в Европе. Я попытался проигнорировать ужасный прием, который Animal Rights получил в Америке, и возложил надежды на гастроли с Soundgarden. Во время них ребята из Soundgarden были очень добры и всячески меня поддерживали, несмотря на то, что аудиторию не интересовал ни я, ни музыка, которую я играл.

Это был очень громкий и быстрый сет из панк-рока и хэви-метала, но в глазах большинства европейцев я оставался техно-музыкантом – даже когда не играл техно. Вечер за вечером я выступал для европейских фанатов Soundgarden, которые сидели или стояли с презрительным, скучающим видом. Они пришли, чтобы воочию увидеть последних рок-богов Сиэтла, а не лысого парня, который играл техно, а потом ему внезапно взбрело в голову записать lo-fi панк-роковую пластинку с драм-машиной.

Иногда во время моего выступления Крис Корнелл, Ким Тайил или басист Бен стояли сбоку сцены, смотрели на меня и кивали, пытаясь выразить поддержку.

В самолете я, обхватив голову руками, пожаловался Эли:

– У меня такое жуткое похмелье.

– Так тебе и надо, идиотина, – сказал он с нарочитым североирландским акцентом а-ля Иан Пэйсли.

Зрители аплодировали, и на мгновение мне даже казалось, что они все-таки реагируют на то, что я делаю. Но потом я понимал, что они аплодируют настоящим рок-звездам, стоящим у входа на сцену.

Мой исходный план был очень простым: записать Animal Rights , съездить в отпуск на Барбадос, выпустить Animal Rights , порадоваться хорошим отзывам, попасть на MTV и радио, играющее современный рок, съездить на гастроли с Soundgarden и заработать благосклонность их аудитории, а потом совершить круг почета, устроив собственные гастроли и окончательно укрепив успех альбома. К сожалению, вообще ни один пункт плана не сработал, и Animal Rights сочли полнейшим провалом.

Гастроли с Soundgarden закончились, и начался мой сольный тур. Мои менеджеры и я решили играть в небольших европейских клубах; мы считали, что там будет полно шумного народа и панк-роковая энергия и бесчинства будут бить через край. На деле, впрочем, нам редко удавалось продать даже 20 процентов билетов в клубы, которые и без того были не особо большими. В Париже мы выступили в легендарном панк-роковом клубе «Л'Арапао». Там играли The Damned. Там играли The Clash. А теперь там играл я. Клуб вмещал двести человек, а продали мы девяносто билетов. Под конец концерта больше половины из этих девяноста просто ушли, и в зале остались человек сорок.

Предпоследний концерт в Греции оказался светлым пятном – мы продали почти 60 процентов билетов. Чтобы отпраздновать один хороший вечер после трех неудачных месяцев, я после концерта надел свою любимую футболку Pantera, вдрызг напился и пошел шататься по Афинам с моим гитаристом Буббой. В пять часов утра мы оказались возле домика в пригороде Афин, где меня вырвало в чьем-то саду, пока я пытался убедить Буббу собрать вместе со мной новую группу.

На следующий день предстоял последний концерт тура в восточноевропейской стране, где я еще ни разу не бывал. В самолете я, обхватив голову руками, пожаловался Эли:

– У меня такое жуткое похмелье.

– Так тебе и надо, идиотина, – сказал он с нарочитым североирландским акцентом а-ля Иан Пэйсли.

Пока мы летели над Эгейским морем, мое похмелье лишь ухудшилось, а когда мы приземлились, я понял, что в довесок заработал себе еще и грипп. Мы доехали до гостиницы «Интерконтинентал», и я, в полубреду, горячий и потный, упал в кровать и тут же уснул.