Пит Эрли - Товарищ Жан

Когда же Ксении исполнилось восемь лет, отец сам рассказал ей, кем он работает.

"Мы гуляли с ним в лесу возле дачи, и папа стал рассказывать всякие истории о своей работе. Он мне начал казаться эдаким русским Джеймсом Бондом, я им очень и очень гордилась. Тем более, что я никогда не слышала ничего плохого о КГБ, ведь детям такое не рассказывают».

Ксения обожала своих родителей и бабушку с дедушкой. Когда она родилась, бабушка Ревмира сказал Лене и Сергею: "Это мой ребенок. Хотите своего — рожайте еще». Молодые родители рассмеялись, но в этой шутке была доля правды. В то время Сергей и Лена целыми днями пропадали на работе, и Ксения жила с Ревмирой и Олегом, пока ей не исполнилось пять лет. Когда же родители Ксении стали проводить с ней больше времени, они вели себя с ней скорее, как со своей ровесницей, чем с ребенком. "Из-за специфики работы моего отца," — вспоминала Ксения, — "о некоторых вещах мы могли говорить только друг с другом, в кругу семьи. Кроме нас троих никто не мог быть посвящен в эти 'тайны'. Годам к девяти мне уже не нужно было объяснять, о чем можно, а о чем нельзя говорить с посторонними. Я уже достаточно хорошо в этом разбиралась».

Ксения не была бунтаркой. "Мои приятели были сильно удивлены, узнав, что я считаю родителей своими лучшими друзьями, и всем с ними делюсь. Папа и мама были для меня единым целым. Конечно, у каждого из них были свои сильные стороны. Но они были одной командой, а вместе мы были мощной силой."

Семейные узы еще больше окрепли в Канаде. Поначалу, Ксении там было неуютно. Особенно она скучала за бабушкой (дедушка умер еще в 1985 году). Но когда семья вернулась в Москву после пятилетнего пребывания в Оттаве, 14-летняя Ксения поняла, что стала совсем западным подростком.

"Я была рада снова увидеть бабушку и встретиться с моими старыми друзьями, но все уже было как-то по-другому».

Ксения любила смотреть американские телесериалы. Ее любимыми были Полный Дом, Дела Семейные и Принц из Беверли-Хиллз, в которых речь шла о жизни тинэйджеров в США.

"Русские телепрограммы мне не нравились, а ведь телевизор играет большую роль в жизни подростка. Я выглядела как обычная русская девочка и говорила по-русски. Но московский сленг я не понимала и даже когда друзья мне объяснили значение многих слов, я все равно не могла понять, зачем они их используют. Я не понимала русский юмор. Американские шутки были мне ближе».

Были и другие различия. В России большинство молодых людей живет с родителями, пока не женятся или не выйдут замуж.

"Я хотела поступить в колледж и жить одна до тех пор, пока не заведу свою семью».

Ксения привыкла носить фланелевые рубашки свободного кроя, джинсы и ботинки Dr. Martens. В Москве же ее ровесницы ходили на высоких каблуках, в мини-юбках и нарядных блузках. Еще ее шокировала нищета, в которой жили многие российские пенсионеры и неспособность правительства обеспечить им более-менее достойную старость. Как-то вечером по телевизору Ксения увидела старушку, рассказывающую о том, что ей приходится делить помидор на три части, чтобы хватило на три дня.

Когда через год после возвращения из Оттавы Москву, родители сообщили Ксении, что они опять уезжают работать за границу, на сей раз — в Нью-Йорк, та была готова лететь хоть на следующий день.

"Я вздохнула с облегчением, как только мы очутились в Манхэттене. Знакомые телесериалы, дети других российских дипломатов из Ривердейла, ровесники, с которыми они понимали друг друга. Мы вместе ходили в бассейн и тренажерный зал, строили планы на будущее, спорили, в какой колледж лучше поступать, чтобы сделать успешную карьеру, обсуждали новые фильмы, выясняли, кто в кого влюблен. Когда я была в России, моих тамошних подруг интересовало лишь одно — как поудачнее выйти замуж и нарожать детей».

Когда развалился Советский Союз, и Компартия перестала быть главной и единственной политической силой в стране, Ксения училась в старших классах средней школы при российском консульстве в Нью-Йорке.

"Ни о коммунизме, ни о социализме нам много не рассказывали. Политикой я сильно не интересовалась, но была знакома с основными принципами и того и другого. От родителей же я слышала, что и коммунизм, и социализм в советском обществе не работали. В то же время, мне нравилось то, что я видела в Америке, мне это было ближе по духу и по убеждениям».

Основной причиной ее привязанности к Москве была Ревмира.

"Я не могла представить себе, что захожу в нашу квартиру, и меня там не встречает бабушка. Он всегда была стержнем нашей семьи. Когда она умерла, я подумала: «Что мне Россия, если там нет моей бабушки?» Меня пугала сама мысль о возвращении в квартиру, где ее уже нет».

Ксения понятия не имела о родительских планах совершить побег. "Я была занята своими тинэйджерскими проблемами, но когда мама мне все рассказала, я не была огорошена услышанным, хотя, несомненно, была удивлена. Мне не было страшно, потому что я была уверена в том, что родители все хорошенько обдумали и учли возможные последствия. Я знала, папа никогда не сделает то, что может повредить мне или маме. И потом, поразмыслив, я поняла, что толкнуло их на такой шаг».

Ксения не считала отца предателем.

"Я думала, что он принял правильное решение. Я по натуре очень мотивированный человек, это у меня от родителей и бабушки с дедушкой. Я была уверена, что в Штатах я могу достичь любых высот, если буду упорно работать. Я смогу поступить в хороший колледж, получить хорошую работу и стать кем захочу, кроме, разве что, президента США. Я знала, родители хотели, чтобы передо мной были открыты все возможности. В то же время, никто из нас не верил, что в России это реально осуществимо».

Мысль о том, что она уже никогда не вернется в Россию, не огорчала ее.

"Раньше приступы тоски по дому были связаны с моей бабушкой. Я привыкла обсуждать с ней все мои дела, делиться своими проблемами. Даже в Нью-Йорке мне ее очень не хватало, ведь она была мне словно подруга. После ее смерти, все, что у меня осталось, это воспоминания о детстве, о поездках на дачу, о том, как мы с папой и бабушкой собирали там грибы, о красотах Москвы. Иногда у меня даже слезы наворачивались на глаза, когда я обо всем этом думала. Но это было мое прошлое, а будущее мое было в Штатах. Я ведь на самом деле выросла-то в Канаде и США, и чувствовала себя больше американкой, чем русской. И когда мама мне сказала об их планах, я, на самом деле, почувствовала облегчение оттого, что мне надо возвращаться в Россию. Просто добавила в свой "список" еще одну вещь, о которой нельзя говорить ни с кем, кроме моих родителей. В общем, приняла новость к сведению и стала ждать, когда они мне скажут, что время пришло».