Пит Эрли - Товарищ Жан

Как-то днем в кабинет Сергея в "подлодке" здания российской миссии при ООН, порывисто вошел Валерий Коваль. Резидент СВР только что получил шифровку из Центра с грифом "Совершенно Секретно".

— У нас предатель! — заявил Коваль.

— Кто? — спросил Сергей.

Коваль протянул ему лист бумаги с текстом телеграммы, в которой говорилось, что один из офицеров Сергея, полковник Юрий Боканёв, собирается сбежать к американцам.

— Они хотят, чтобы мы его немедленно отправили домой, — сказал Коваль.

Это был стандартный прием. Как только на кого-нибудь из офицеров СВР падало подозрение в измене, его срочно под каким-нибудь предлогом отправляли в Москву. Сергей рассказывал: "Нашему сотруднику говорили, что он должен лететь в Москву для получения награды или очередного звания. Таким образом, его не приходилось силком запихивать в самолет, он летел домой совершенно спокойно».

Именно так, в ноябре 1985-го года, в Москву заманили подполковника Валерия Мартынова из вашингтонской резидентуры, после того как обнаружилось, что он работает на ФБР. Ему сказали, что он удостоился чести сопровождать одного высокого начальника из КГБ обратно в Советский Союз. Мартынов попался в ловушку и по возвращении был казнен.

В упомянутой уже шифровке с грифом "Сов. Секретно" было сказано, что сутками раньше Боканёв сказал какому-то американскому чиновнику, что хотел бы перебежать на их сторону. В Нью-Йорке Боканёв работал уже 5 лет под видом сотрудника Российской Ассоциации Международного Сотрудничества (РАМС). В советские времена РАМС назывался Союзом Обществ Дружбы С Зарубежными Странами. Задачей этой государственной организации было расширение культурного обмена между СССР и другими государствами. Несмотря на такие благородные цели, РАМС и ее предшественник кишели офицерами разведки, присланными из Москвы. Из шифровки следовало, что Боканёв во время совещания РАМС, на котором присутствовали его американские коллег, сказал одному из них, что "надеется найти работу" в Нью-Йорке после окончания срока его командировки и спросил, не могли бы американцы ему в этом помочь. "Так как наши офицеры работали под видом специалистов по культурному обмену, Боканёв логично предположил, что американец тоже заслан ФБР или косвенно связан с этой организацией», — объяснил Сергей. Но это было не так. Американский чиновник вместо того, чтобы сообщить в ФБР, позвонил начальнику Боканёва в штаб-квартиру РАМС в Вашингтоне. Тот, будучи сексотом СВР, тут же поставил в известность вашингтонского резидента. Поскольку такие вопросы должны были решаться в Центре, глава вашингтонской резидентуры телеграфировал в Москву, а те уже, в свою очередь, прислали секретную депешу Ковалю. Не зная, что делать, он прибежал к Сергею.

"Личность Боканёва никогда не вызывала у меня особых симпатий, но я решил сделать всё, чтобы его спасти," — рассказывал Сергей, — "Его поступок был не предательством, а глупостью."

В своем ответе Центру Сергей написал, что обвинения, выдвинутые Бока-нёву "слишком туманны" и просил повременить с наказанием. "Почему мы должны верить американцу, звонившему в Вашингтон? Вполне вероятно, что это провокация ФБР».

В Центре с ним не согласились и прислали приказ отправить Боканёва в Москву ближайшим рейсом. Сергею же было велено ему сказать, что в РАМС его срочно просят заменить заболевшего коллегу и сделать доклад на конференции по культурному сотрудничеству.

Сергей выполнил приказ, но перед самой посадкой рассказал Боканёву о том, что произошло на самом деле. "Конечно же, Боканёв был в ужасе. Я сказал, что его единственный шанс остаться в живых, это утверждать, что все было провокацией американцев. Это было его единственной надеждой».

Как только самолет приземлился в Шереметьево, Боканёва отвезли на Лубянку и стали допрашивать. Он в точности следовал совету Сергея, то есть настаивал на том, что американский сотрудник РАМС нарочно оклеветал его, чтобы навести на него подозрение в измене. Судя по всему, его аргументы звучали убедительно. Закончив свою "командировку" по линии РАМС, Боканёв вернулся в Нью-Йорк. Естественно, первое, что он сделал по возвращении — это поблагодарил Сергея. Вскоре срок его пребывания в США истек, и он благополучно продолжил службу в московском Центре.

Конечно, риск, которому подверг себя Сергей, не был оправдан. Если бы Боканёва на допросах сумели заставить признаться в намерении совершить государственную измену, он, скорее всего, рассказал бы и о том, что Сергей его предупредил и посоветовал врать о провокации. Просто, в данном случае, Сергей сделал то, что подсказывала ему совесть, а не интуиция. Дело опасное, стоившее ему немало нервов.

Однако история с Боканёвым подтвердила теорию Сергея о том, что офицеры линии ВКР в нью-йоркской резидентуре настолько нерешительны и неумелы, что вряд ли смогли бы раскрыть потенциального перебежчика из числа сотрудников миссии. Шансы уйти незамеченным были довольно высоки. Основная опасность таилась снаружи. Боканёв, например, обратился к американцу, который его и заложил. Американскому "кроту", работавшему в российской миссии, больше всего следовало опасаться какого-нибудь двойного агента СВР в американских спецслужбах, который может его сдать так же, как поступал Эймс со своими жертвами. В таких случаях "крот" ничего не подозревал до тех пор, когда бежать уже было слишком поздно.

Вскоре после случая с Боканёвым в кабинет Сергея быстрым шагом вошел его начальник, нью-йоркский резидент, размахивая только что полученной телеграммой. На этот раз депеша сообщала, что генерал-майор А. Зарубин, один из самых грозных генералов Центра, будет инспектировать резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке. Зарубин, он же Товарищ Константинофф, отвечал в СВР за внутреннюю безопасность.

"Сергей, я его знаю!" — возбужденно сказал Коваль. — "Это чудовище! Не жди от встречи с ним ничего хорошего. Он смотрит тебе в глаза и видит тебя насквозь».

Несколько дней спустя генерал Зарубин прибыл в Вашингтон. Сергей позвонил исполняющему обязанности вашингтонского резидента. Им в то время был Виталий Доморацкий, с которым Сергей в свое время работал в Канаде.

"Очень жесткий и суровый,"- отозвался о Зарубине Доморацкий, — "Совершенно невозможно понять, что ему надо."

Слова Доморацкого наводили Сергея на мысль о довольно внушительной фигуре генерала. Однако, когда тот прибыл в Манхэттэн, оказалось, что это был тощий как жердь человек в поношенном костюме из полиэстера, куривший сигареты одну за другой. Кроме того, заядлого курильщика в нем выдавали пожелтевшие зубы, пальцы, коричневые от табака, и постоянное покашливание. Собеседование, во время которого Зарубин буквально допрашивал Сергея о его работе в качестве заместителя резидента, длилось четыре часа.