Николай Великолепов - Огонь ради победы

Во множестве мест побывал я тогда, поскольку противотанковые орудия стояли не только в боевых порядках стрелковых частей, но и в глубине обороны — у перекрестков и изгибов дорог, на окраинах поселков, у мостов. Главное внимание обращал на готовность к стрельбе, организацию наблюдения, охранения, взаимодействия со стрелковыми подразделениями. Проверял боеприпасы, оружие, знание правил стрельбы прямой наводкой. Старался внушить артиллеристам веру в могущество их орудий. Все шло хорошо, но все-таки начала поселяться в мыслях некоторая досада: для своего дела — для разведки — ничего я из поездки не привезу. Какой же я начальник разведотдела, если не воспользуюсь возможностью изучить противника? В штабе не поймут!

И вот, закончив проверку оборонительного рубежа на участке 514-го полка 172-й стрелковой дивизии, глянул на свою карту и, не раздумывая, показал шоферу дорогу в район западнее Пашково: там находились боевое охранение и НП — наблюдательный пункт командира одной из батарей гаубичного артполка.

Комбат — плечистый капитан с очень усталым лицом — встретил меня на верхней площадке полуразрушенной лестницы пустого здания. Сдержанно представился и попросил документы, хотя внизу их уже проверяли. Сдвинул брови, когда читал в специальном удостоверении последние слова: «Указания майора Великолепова по противотанковой обороне считать как требования командующего фронтом, которые должны немедленно выполняться». Чего там греха таить, я предъявлял свое удостоверение не без тайной гордости, понимая, какое впечатление оно производит. Однако комбат спокойно сказал: «Печать немного смазалась… Но герб четкий. Пожалуйста!» — и показал рукой в распахнутую дверь комнаты, которую облюбовал под НП.

За разбитыми окнами открывался чудесный сад, за садом — полянка, за ней — кустарник и мелкий лесок. Вдали хорошо просматривалось, чуть подрагивая в мареве жаркого дня, уходящее на запад шоссе. И вдруг над его серой лентой заклубилась желтоватая пыль, покатившаяся в нашу сторону, и, опережая ее, показались немецкие мотоциклисты, а дальше — три танка, два грузовика с пехотой.

— Открывайте огонь, посылайте бойца с донесением о подходе противника! — сказал я комбату, уступая ему место у стереотрубы.

Танки и автомашины тем временем остановились на небольшой возвышенности. Комбат все таким же спокойным голосом отдал необходимые команды, телефонист отчаянно завертел ручку своего зеленого ящичка и передал команды на ОП — огневые позиции. Прошла минута-другая — и над нами с характерным шумом прошелестел гаубичный снаряд. Потом — второй, третий… Один из них разорвался точно на дороге, окутав темным облаком место, где стояли танки и автомашины. Когда дым и пыль рассеялись, танков и одной автомашины на шоссе уже не было, наверное, метнулись в придорожную зелень, слились с нею. Но один грузовик стоял неподвижно, и возле него суетились солдаты, стаскивая раненых в кювет.

Разглядывая места, где могли укрыться танки, мы даже не заметили, как над нами появились вражеские самолеты. Сброшенные ими бомбы взорвались на безопасном для нас расстоянии, но телефонная связь с огневыми позициями прервалась. Комбат лишь глянул в сторону двух связистов, и те стремглав бросились вниз, на линию. Радиосредств на НП не было, и столь удачно открытый огонь по врагу пришлось прекратить. Нам ничего не оставалось, как продолжать наблюдение, ожидая восстановления связи.

— Смотрите, товарищ майор, — без тени какого-либо беспокойства проговорил командир батареи, указывая рукой направление. — Самый большой куст за поляной.

Птицы с него взлетели. Их кто-то вспугнул… Так и есть, стекла блестят. Там наблюдение ведут. В нашу сторону.

В ту же минуту заметили мы редкие вражеские перебежки среди кустов, услышали стрельбу нашего боевого охранения, занимавшего окраину сада правее от НП. Из-за куста, с которого взлетели птицы, появился гитлеровец, быстро осмотрелся, замахал руками, сигнализируя кому-то, и тотчас к нему подбежали три солдата с пулеметом. Они залегли и открыли огонь по боевому охранению. А над нами неожиданно низко-низко пронеслись три «мессершмитта», обстрелявшие здание из пулеметов. И сразу же рядом со зданием стали рваться мины.

Задыхаясь от бега, в комнату влетел разгоряченный сержант и взволнованно доложил, что взвод, находившийся в боевом охранении, получил приказ отходить и уже покидает сад. Комбат подошел к телефонному аппарату, крутнул ручку — связи не было. Я понимал: капитан ждет, что же решит старший, чьи указания надо «считать как требования командующего фронтом». А майор со столь высокими полномочиями решил, что надо поскорее уходить отсюда вместе с артиллеристами, потому что гитлеровцы — мы это видели — были уже в саду и небольшими группами обходили наше здание справа.

«Пошли!» — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал не менее спокойно, чем капитанский. Мы спустились на первый этаж, но выйти через дверь не смогли: в нее била, кроша штукатурку коридора, невидимая пулеметная струя. Пришлось выбираться через окно в сад. Под его сенью мы довольно благополучно вышли из полукольца, незамеченными добежали до лощинки, где я оставил машину. Водитель, чувствуя неладное, нетерпеливо пританцовывал возле нее. Едва мы уселись, он дал такой газ, что машина буквально помчалась к нашим позициям. Невозмутимый капитан что-то негромко насвистывал у меня за спиной. На душе было муторно: бегство, даже если оно необходимое, оправданное, разумное, все равно остается бегством…

И вот я докладываю о командировке полковнику А. А. Быкову, который стал начальником штаба артиллерии, сменив на этом посту генерал-майора Г. С. Кариофилли. Докладываю обстоятельно, упуская лишь детали личных переживаний. Новый начальник терпеливо слушает до конца, потом задает вопрос:

— Скажите, товарищ Великолепов, а что дала вам эта, как вы ее называете, «личная разведка»?

Сказать что-либо внятное я не мог, и Быков ответил сам:

— Ничего, ровным счетом ничего. Живого фашиста не видели? Под его пулеметным огнем не были? Насколько мне известно, видели, были. Отправляясь в «личную разведку» с картой противотанковой обороны, вы лишь увеличивали возможности разведчиков противника. Это бесспорно. И потом, я что-то не помню в длинном перечне ваших обязанностей такого пункта: «Вести личную разведку». Давайте-ка посмотрим, в чем они состоят — ваши обязанности.

Полковник достал из полевой сумки свой «Конспект по работе штабов». Боюсь, мне не удалось скрыть досадливой ухмылки: это что же, будем теперь воевать, заглядывая в конспекты? Но Быков заглядывать в тетрадку не стал, положил на нее ладонь и заговорил, словно отвечал на экзамене: