Александр Письменный - Рукотворное море

И все же, пока дышу, буду продолжать работу. И сейчас есть люди, чье мнение мне очень дорого. И кто знает, если я успею книгу закончить, может быть, появятся новые дорогие мне читатели?

Пишешь, бьешься, мучаешься, забывая о том, что тот, кто тебе дорог, в лучшем случае книгу, в сущности, всего лишь перелистает. Нет времени читать. Тем более переживать. Стремительно расширяется мир. Катастрофический поток бесконечной информации.

До чего трудно начинать новую книгу. Чувствуешь себя так, точно тебя долго мяли, мололи, лущили, а потом дали подзатыльник и сказали: валяй пиши.

Вообще говоря, любую повесть, роман или рассказ можно начинать с любой фразы и выбирать для начала любое место сюжета или любой момент в судьбе действующих лиц, важно только, чтобы такое начало нравилось автору.

О чем будет эта книга? О человеке, который разменялся на мелочи, упустил главное и слишком поздно это понял? Тема трагическая в этом случае, не так ли?

Несколько первых страниц, определяющих тональность вещи. Запись от руки, схематическая. Последовательная опись разделов, с тем чтобы можно было скомпоновать вещь.

Обработка отдельных разделов с пропусками тех кусков, на которые не хватает материала. Добиться мерцания вещи, что будет означать возникновение общего ощущения. Тогда можно считать, что вещь лежит.

Да, это мучительное и тягостное состояние. Уже тебе видны основные фигуры, характеры главных героев и даже их облик. Уже иногда они начинают тебе сниться по ночам. Но материал повествования, движение их в сюжете, самый сюжет, поступки и взаимоотношения, плоть и кровь вещи — все это неизвестно, приблизительно. Это очень муторный период работы. Известны драматические задачи, даже где-то записаны сцены основной схватки, ссоры, реплики, определяющие накал конфликта. А мотив, который привел героев к этому конфликту, еще не ясен. Всюду зияния, пустоты. И потом, как обо всем этом написать? Форма вещи, ее конструкция, ее ритм, ее фразеология, тональность. Сколько времени проходит, сколько затрачивается сил, пока зазвучит наконец первая фраза, которая часто потом отбрасывается за ненадобностью, но которая определяет тональность сочинения.

А сюжетные линии? Ты знаешь, что по ходу действия тебе нужно участие таких-то и таких-то сил. Но где, в какой момент они вступают в партию, с какой силой должны прозвучать их голоса, с какой подробностью ты можешь их изображать — ведь и это все неизвестно.

И все время тебе сопутствуют сомнения, неуверенность, да и чего таиться, попросту страх — а вдруг ни черта не выйдет!

Пусть так положено мне по профессии, но что я, приговорен к проклятой неуверенности в себе? Черт его знает, почему не могу освободиться от тягостного настроения, когда начинаешь думать и записывать очередной материал. Как бы ясен он ни был, как бы легок он ни был, какой бы ни был срок сдачи, какая бы ни была уверенность в том, что пишешь по настоящему своему уровню хорошо, — он тебя мучает до осточертения. Становишься мизантропом, хлюпиком, нытиком. И это систематически при каждом самом ерундовом материале.

В чем причина постоянных метаний, точно я все еще мальчишка? Кончаешь новую вещь и каждый раз, какой бы она ни была проходной, незначительной, словно останавливаешься перед стеной: а что будет дальше? Любой человек, пусть совсем молодой, на два, на три десятка лет моложе тебя, держится солидно, уверенно. А ты мечешься, сомневаешься в каждом написанном тобою слове!..

И при всем этом имейте в виду — ты все время один, один на один со своими мыслями и фантазиями в том новом мире, который создало твое воображение. Ты никому не можешь рассказать о своих муках, сомнениях, ни с кем не можешь посоветоваться, ни у кого не можешь найти помощи. Потому что, делясь незавершенным замыслом, ты рискуешь погубить вещь или частный мотив в вещи, поскольку никто не может правильно оценить его, так как он еще не выполнен.

Вот что всегда сопровождает начало работы: одиночество, страх, неопределенность.

А способность к самооценке. Искусство отбора. Самое трудное? Вообразить и отобрать. Ну, представить себе с достаточной рельефностью и решить: нужно это для вещи или лишнее.

Чепуха! Совсем не сложно разобраться, где хорошо, где плохо. И только совершенно губительна, конечно, многословность.

…Несколько слов о многословии. Я не хочу давать никаких рецептов, но мне кажется, что то, что можно выразить десятью словами, не нужно выражать тридцатью. Если тот же эффект может быть произведен десятью словами, то нужно так и делать. Почему?

Во-первых, потому, что мы живем в очень быструю эпоху, все люди заняты, жизнь бесконечно уплотнена, и человек, читая, также ищет концентрат, а не вещи, разбавленные водой.

Изложить вещь в десяти словах гораздо труднее, нежели в тридцати. К сожалению, до сих пор многие этого не понимают.

Меньше слов! Короче! Еще короче! Поработай так, чтоб словам было тесно, а мыслям просторно. Убирай несущественные подробности!

Приходит на ум один рассказ. Рассказ назывался «Утонул писатель». Его погубило многословие. Вместо того чтобы закричать: спасите! — он пытался сказать слишком много слов и захлебнулся. Ну конечно же я шучу!

Иногда задумаешь какую-нибудь вещь, и вдруг сходную ситуацию встречаешь в какой-нибудь книге. Или характер, схожий с твоим. Это и хорошо и плохо одновременно. Хорошо, потому что, значит, ты угадал характерные типичные черты. Плохо, потому что, значит, измыслил ты недостаточно оригинально. Вот и разбирайся: что такое типическое, а что — случайное. Бьешься между противоречиями, выбираешь. А время уходит, а время бежит…

У писателя адова работа. Он должен все придумать, создать новый мир, продумать, пропустить через себя, перестрадать. Наверно, поэтому такое раздражение вызывает, когда он фальшивит, стремясь попасть в ногу, и такое презрение, когда он врет из меркантильных соображений.

Плохо ли, хорошо ли я писал, трудно или легко давалась мне работа — таинственное рождение нового мира, — выраженная хотя бы на бумаге, как прежде, так и теперь удивляла меня и радовала.

Волшебство сочинительства меня очень увлекает. Вот не было ничего, и из ничего некой игрой воображения возникает новый мир: люди, их судьбы, становление, жизнь.

Так по рассказу знакомого старика когда-то на уроке удивлялись, как впервые уродилась обыкновенная, всем нам знакомая капуста: из ничего, а что вышло… Но там хоть были семена. А здесь ничего не было, если не считать смутных мыслей и представлений в голове.

И все-таки должен признаться, что меня не столько интересовал творческий процесс, психология творчества — с этим я знаком, имею собственный опыт, — сколько сопутствующий процесс прекращения творчества, умолкание художника. Почему? Каковы причины? Всю жизнь меня интересовали вышедшие в тираж писатели.