Василий Казаков - На переломе

Вспоминая о тех далеких днях, я удивлялся методу, которым пользовались тогда немецкие артиллеристы. Они последовательно обрабатывали сначала первую, потом вторую, третью и четвертую траншеи. От такой артиллерийской подготовки легко было уберечься. Когда немецкая артиллерия открывала огонь по первой траншее, в остальных все уже знали, что нужно уходить в укрытия. И когда огонь доходил до них, его эффективность была не так уж велика. Немцы не использовали такой фактор, как внезапность открытия огня по всем траншеям и другим объектам обороны. Кроме того, мы знали, что после обработки траншеи огонь артиллерии не вернется назад. Нам можно было спокойно и уверенно готовиться к отражению вражеских атак. И мы отражали их успешно. У немцев во всем сказывались присущие им аккуратность и верность шаблону, весьма вредному в бою.

Да, наша артиллерия действовала совсем иначе, и от ее губительного огня не так-то легко было уберечься. Такого мощного огня артиллерии нам еще не приходилось наблюдать. Даже Н. Н. Воронов, которому довелось побывать на многих фронтах и наблюдать не одну артиллерийскую подготовку, после первого огневого налета сказал, что никогда еще не видел такой мощности и организованности огня. Короче всех, но достаточно убедительно высказывались солдаты: «Вот это огонь!» И действительно, после первого же налета вся огневая система противника была подавлена. Ответный огонь — открыли не более двух-трех батарей и несколько минометов на всем десятикилометровом фронте. Но после второго нашего налета и они замолчали.

Минут через 40–45 все находившиеся на наблюдательном пункте начали проявлять нетерпение. Несмотря на то что до конца артиллерийской подготовки оставалось еще 10–15 минут, каждому казалось, что ее уже пора кончать, что артиллерия уже сделала свое дело. С волнением ждали начала атаки. Особенно суетилась единственная женщина на наблюдательном пункте — санитарный инструктор штаба дивизии. Маленькая, худенькая, в валенках, в ладно пригнанном белом полушубке и лихо сдвинутой на ухо шапке-ушанке, она, несмотря на свой малый рост, выглядела воинственно.

Я сначала не понял, почему она все время топчется около стереотрубы и просительно поглядывает на молодого офицера, внимательно следившего за полем боя. Но скоро все стало ясно. Наблюдательный пункт был глубокий, и через его амбразуры в бинокль могли наблюдать только высокие офицеры, да и то подставив что-нибудь под ноги. А в нашу артиллерийскую двурогую стерео-трубу можно наблюдать людям и небольшого роста. Заботливые офицеры не разрешили медицинской сестре выходить из укрытия, желая уберечь ее от шальной пули или случайного снаряда. Такая трогательная забота только злила храбрую девушку, уже не раз побывавшую в боях.

Но вот начался последний огневой налет, показавшийся нам еще более мощным, чем первый. В расположении противника бушевало грозное море разрывов. Вместе с густыми клубами и столбами дыма в воздух взлетали фонтаны земли, бревна от развороченных блиндажей и землянок. В последние секунды канонады слух уже улавливал рокот моторов и лязг танковых гусениц. Танки выдвигались в исходное положение для атаки.

Наконец взлетели сигнальные ракеты, «катюши» произвели последний залп перед атакой и небо прочертили огненные хвосты реактивных мин. Вслед за этим из первой траншеи быстро выскочили наши пехотинцы. Почти одновременно над грохотавшей степью понеслось мощное раскатистое «ура!», а стена огня переместилась на 200 метров с переднего края в глубину немецкой обороны. Это артиллерия начала поддержку атаки огневым валом. Вперед устремилась волна танков, готовая обогнать цепи стрелков и прикрыть их своими стальными телами.

В это же время наша авиация волнами по 9—12 самолетов, угрожающе урча моторами, начала бомбить штабы, аэродромы и скопления войск противника внутри кольца. Со всех сторЪн враг получал мощные удары.

Не успели мы и оглянуться, как пехота, поддержанная танками, ворвалась в первую траншею, ведя огонь из всех видов своего оружия. Она продвигалась вперед и вперед. Из некоторых траншей выскакивали уцелевшие вражеские солдаты. Несколько танкистов, развернув свои машины вдоль фронта, давили их гусеницами и расстреливали из пулеметов. Я внимательно наблюдал за полем боя и не заметил, что маленькая медицинская сестра завладела стереотрубой и приникла к ее окулярам. Дотянуться до них ей было все же трудно, и она очень изобретательно устроила себе живую подставку, встав на валенки разведчика-лейтенанта, который терпеливо сносил это временное неудобство. Не отрывая глаз от окуляров, она возбужденно приговаривала, рассекая воздух своим маленьким кулаком:

— Вот здорово! Молодцы танкисты! Так им, так им, давите их, гадов!

Может быть, сейчас, много лет спустя, кому-нибудь это покажется жестоким и грубым. Но девушку, которой вместо университетской аудитории пришлось пройти по дорогам войны, увидеть сожженные села и разрушенные города, смерть товарищей и подруг и самой не раз смотреть в глаза смерти, можно было понять. Ведь она увидела наконец, да еще так близко, как били ненавистного врага, как он расплачивался за свои злодеяния!

Во время артиллерийской подготовки произошел надолго запомнившийся мне случай, который послужил серьезным уроком на будущее. Обычно до начала артиллерийской подготовки и после ее окончания в ходе всего наступления непрерывно велась разведка, в том числе и артиллерийская. А вот когда начиналась артиллерийская подготовка и расположение противника затягивалось сплошной завесой дыма и огня, разведка как-то сама собой на время прекращалась. Многие считали, что при таком задымлении все равно ничего не увидишь, а противник, прижатый огнем к земле, ничего не сможет предпринять. Все занимались созерцанием весьма эффектного зрелища, которое в общем-то не так уж часто приходится наблюдать. И вот почти под носом у нас после первого налета одно чудом уцелевшее отделение вражеских стрелков переползло из первой траншеи в нейтральную зону и укрылось в воронках от разрывов снарядов. Все они были в белых (хотя и грязных) маскировочных куртках, и никто не заметил их маневра. Когда наша пехота поднялась в атаку, это злополучное отделение открыло огонь из автоматов и нанесло ей потери. С горсткой смертников покончили очень быстро. Но после такого печального случая мы до конца войны самым жестким образом требовали ни на минуту не прекращать наблюдения за противником даже во время артиллерийской подготовки.

В памяти и в документах сохранилось много эпизодов, говорящих о тесном взаимодействии между пехотинцами и артиллеристами, о взаимной выручке и взаимопомощи. Например, сразу же после артиллерийской подготовки командир батареи 7-го гвардейского артиллерийского полка капитан Шабельник заметил, что стрелковый батальон, действия которого он должен был поддерживать огнем, не вышел из траншей. Тогда он пополз к командиру батальона, а добравшись до него, увидел, что тот убит. Быстро оценив создавшееся положение, Шабельник сам поднял стрелков в атаку. Смелым броском батальон прорвал оборону противника на первой позиции и продвинулся на 3 километра. Лишь после того как полностью обозначился успех, Шабельник передал командование батальоном одному из командиров рот, а сам вернулся в батарею. Артиллеристы продолжали подавлять огневые точки и пехоту противника, мешавшие продвижению батальона. Таких примеров на фронте были не десятки и сотни, а многие тысячи.