Пол Сьюард - Ангелы спасения. Экстренная медицина

Это первая причина, почему врачам так нравится «нянькин локоть»: травма внезапная, выглядит пугающе и случается у детей. Вторая же в том, что с ней легко справиться. На редкость легко. Исцеление полное. Родители понимают, что ни в чем не виноваты – разве что в неосторожном вождении. Врач в их глазах – царь и бог.

А теперь собственно история.

Должен сразу предупредить: если вы спросите у моих друзей обо мне – какой я из себя или кого им напоминаю, – имена Клинта Иствуда или Джона Траволты не всплывут точно. В старшей школе я не занимался никаким спортом, а футболку местного футбольного клуба – которую никогда не носил – получил потому, что был менеджером команды. В колледже, когда внешне я казался себе еще ничего, вся моя личная жизнь заключалась в том, что я влюблялся, но девушка немедленно бросала меня ради другого. Даже сейчас, когда я танцую, частенько ловлю себя на том, что поглядываю на носки ботинок и считаю до двух. И только благодаря счастливой случайности, когда мне было около тридцати, я повстречал восхитительную женщину, которую, похоже, не смутили все эти недостатки, так что в последние сорок пять лет я о них больше не волнуюсь.

Однако речь о восьмидесятых. Полдень. Я стою у поста медсестры, что-то записываю в карту, и тут, примерно в двадцати шагах справа от меня, дверь пункта скорой помощи распахивается и в нее влетает мужчина, держа на руках маленького мальчика, с криком:

– Помогите! Кажется, я сломал ему руку.

Не откладывая карту, я поворачиваю голову и смотрю на них. Несколько вещей сразу бросаются мне в глаза. Во-первых, мальчик, хотя и насторожен, не плачет. Пожалуй, он даже не особенно расстроен. Во-вторых, он держится за отцовское плечо правой рукой, но левая плетью свисает вниз.

Это важный симптом. Когда локоть сломан или поврежден изнутри, начинается кровотечение в прилегающие ткани, которое не позволяет жидкости вытечь из сустава. Кровь давит на сустав, причиняя боль. При разгибании руки давление усиливается, отчего боль становится невыносимой. Пациенты с серьезными травмами локтя практически всегда держат руку согнутой на девяносто градусов, словно в повязке. Даже при повреждениях предплечья, не затрагивающих локоть, отечность и боль становятся меньше, если держать руку приподнятой.

Но у этого мальчика она висит вниз. Можно расслабиться [8] «можно расслабиться»: Никогда не делайте этого самостоятельно. На момент того происшествия я работал с детьми уже около двадцати лет и действительно видел эту и другие травмы локтя множество раз. Травмы локтя случаются часто, и отнюдь не всегда это «нянькин локоть». . (Обычно я не расслабляюсь, когда рыдающие родители привозят детей в пункт скорой помощи – тут не расслабляется никто.) Однако я уже на девяносто процентов уверен, что, какая бы травма не была у ребенка, она не особо болезненная, это не перелом локтя и скорее всего – что подтверждается статистикой – вообще не перелом. Дело не в том, что я такой умный. Просто я все это видел раньше. Много-много раз.

Все это я понимаю за первые одну-две секунды. Поднимаю руку, подзывая мужчину к себе. Дежурная медсестра, сидящая на посту, еще одна очевидица их появления, кивает: я поняла; покажите класс. Все еще держа ребенка на руках, мужчина быстро подбегает ко мне.

Ребенку на вид года три-четыре. Он немного испуган, но рука, свисающая вниз, явного дискомфорта ему не причиняет.

Я откладываю ручку, разворачиваюсь к ним и спрашиваю, что случилось.

– …мы играли во дворе… он пробегал мимо… я схватил его за руку. Хотел раскачать, но… что-то хрустнуло, он вскрикнул, а теперь не может пошевелить рукой… Похоже, я ее сломал!

Мужчина чуть не плачет.

– Дайте-ка посмотреть, – говорю я.

Мягким голосом я обращаюсь к мальчику, объясняя, что сейчас буду делать. Сначала беру его левую ладонь своей, а правой рукой нащупываю пульс. Пульс в порядке: не надо беспокоиться о проблемах с кровеносными сосудами – по крайней мере, прямо сейчас. Неудивительно. Я продолжаю ощупывать руку, двигаясь снизу вверх, осторожно сжимаю кости. Локоть пропускаю: если опасаешься, что будет больно, лучше отложить это на последний момент. Осматриваю руку до плеча. Придерживаю предплечье левой рукой и тихонько поворачиваю плечевой сустав в разных направлениях. Никаких признаков боли.

Меняю руки: теперь я держу его левую ладонь своей правой, а левой осторожно ощупываю локоть с обеих сторон. Он молчит. Но тут большим пальцем я нажимаю на верхнюю часть предплечья, прямо над головкой лучевой кости. Мальчик вздрагивает.

– Тут больно? – спрашиваю я.

Он быстро кивает.

Наконец, все еще придерживая локоть левой рукой, правой я осторожно поднимаю предплечье, пытаясь согнуть локоть. Так тоже больно. Он предпочитает держать руку прямо и не хочет, чтобы я ее крутил.

Все это занимает не больше четырех-пяти секунд.

– Ладно, – говорю я. (Я обращаюсь непосредственно к мальчику. Я всегда разговариваю с детьми во время осмотра, вне зависимости от их возраста. Кто знает, вдруг они все понимают?)

– Сейчас я пошевелю твоей рукой. Может быть чуть-чуть больно. Но потом станет хорошо.

Большим пальцем левой руки я все еще придерживаю головку лучевой кости, нажимая так, чтобы ощущать ее под кожей. Его ладонь смотрит вниз, но не до конца. Четырьмя быстрыми движениями я сначала разворачиваю ладонь полностью вниз, пока не встречаю небольшое сопротивление; потом сгибаю предплечье вверх, пока оно едва не касается плеча; далее вращаю предплечье, чтобы ладонь смотрела вверх, опять до появления сопротивления; и наконец, также уверенно, отвожу предплечье обратно вниз, до полного разгибания, с ладонью вверх. Мальчик резко вскрикивает, и в то же мгновение я чувствую, как у меня под большим пальцем левой руки связка выскальзывает из ловушки. Вся процедура длится каких-то пару секунд.

Отец, потрясенный, смотрит на меня, и на его лице проступает гнев: я дернул ребенка за сломанную руку, и теперь он плачет от боли.

– Отлично, – объявляю я, – теперь все в порядке. Пойдите с ним в комнату ожидания, – я указываю направление кончиком ручки, – и дайте немного поиграть, пока не убедитесь, что все прошло.

Теперь он смотрит на сына, который, впервые с момента травмы, спокойно поднимает левую руку к лицу и рассматривает ее.

На лице у мужчины написано все: и потрясение, и бескрайнее облегчение. И восхищение, чего уж!

Я строг и спокоен. Я Кларк Кент, я Робин Гуд, расколовший своей стрелой стрелу соперника на турнире в Ноттингемском аббатстве. Я Зорро, я Уолтер Митти в его лучшие дни, я Джеймс Бонд.

Отец бормочет благодарности, все еще не сводя глаз с сына, свободно шевелящего рукой. Потом начинает отступать.