Пол Сьюард - Ангелы спасения. Экстренная медицина

Полицейские приехали тотчас же, вызвали судмедэксперта, чтобы он забрал тело, и записали показания Райли о том, что произошло. Позже я побеседовал с судмедэкспертом, и он сказал, что Райли прицелился точно, и пуля попала прямо в сердце. Вне всякого сомнения, смерть была мгновенной. Кажется, полицейские даже не забирали Райли в участок, а если и забрали, то выпустили в тот же вечер. Все быстро улеглось; стрельбу признали мерой самозащиты. Собственно, с точки зрения закона, так оно и было.

В скорой помощи мы все испытали шок. Но одновременно признали, что Райли поступил правильно. Он защищался – наверное, даже спасал свою жизнь. Теперь уж точно никто не попытается ограбить его снова. Пожалуй, его акции в больнице даже выросли. Нет, никто одобрительно не хлопал его по спине. Однако все мы видели тяжело раненных и умирающих жертв ограбления, попавших в скорую помощь, и нисколько не сожалели о том, что на этот раз жертвой стал сам грабитель.

Райли не показывался в аптеке несколько дней. Но примерно через неделю он вернулся к работе, хотя, кажется, перестал работать по ночам. Пару недель спустя я понял, что уже давно не говорил с ним, поэтому как-то после обеда заскочил в аптеку поздороваться и спросить, как идут дела.

Когда я вошел, то уже с порога почувствовал что-то не то. Райли не улыбнулся и не встал мне навстречу. Он просто поднял голову и кивнул, словно сильно устал.

Я спросил, как он. Мгновение Райли молчал. А потом ответил:

– Я не могу спать.

Мне показалось, я понял, что он имеет в виду.

– Но вы же теперь в безопасности. Никто не станет снова нападать на вас.

Он кивнул еще раз, не отрывая глаз от прилавка. Но я все равно видел, что они красные – не знаю, от бессонницы или от слез. Он продолжал, словно не слышал меня:

– Он приходит ко мне во сне.

И тут я все понял.

Я ничего не сказал. Не знал, что говорить.

Райли покачал головой, все так же упершись взглядом в прилавок. Потом тихонько добавил:

– Он был совсем молодой.

Он помолчал, потом посмотрел на меня.

– Он не понимал, что делает. У него вся жизнь была впереди, а я ее отнял.

Он говорил, словно читал газету: без всяких эмоций, разве что с выражением глубокой усталости, за которой явственно стояла боль.

– Наверное, поэтому он и приходит.

Некоторое время мы оба молчали. Потом я попытался еще раз.

– Но он же мог вас убить, если бы вы не выстрелили.

Он легонько пожал плечами.

– Возможно. Не знаю. Может, и нет.

Глаза его были закрыты, и он продолжал покачивать головой.

– Но я убил его. И теперь постоянно о нем думаю.

Я не знал, как отвечать. Поэтому ответил, как доктор.

– Вы к кому-нибудь с этим обращались?

Глаза его открылись, мгновение он обдумывал мой вопрос. Потом сказал, что пастор из местной церкви приходил с ним поговорить.

– Но это не отменяет того, что я сделал, – закончил он.

Мы оба замолчали. Он сидел на стуле за прилавком, а я стоял по другую сторону с рецептами в руке.

Я размышлял о том, что он пытается сказать. Потом внезапно, словно кто-то очень мудрый подсказал мне выход, я спросил:

– Когда он приходит, вы разговариваете?

Удивленный, Райли поднял на меня глаза. Задумался. И ответил:

– Нет. Он просто приходит. По-моему, он ни разу со мной не говорил.

– А вы знаете, зачем он приходит? Как по-вашему, что ему нужно?

– Не знаю, – неуверенно произнес он.

Я чувствовал себя так, будто собираюсь прыгнуть в воду с обрыва, не зная, какая подо мной глубина. Но хороший человек, сидящий передо мной, проходил через все муки ада, и я стремился ему помочь. Я чувствовал, что двигаюсь в правильном направлении: что бы ни творилось у Райли на душе, ключом было прощение.

Поэтому, спустя пару секунд, я сказал:

– Может быть, в следующий раз, когда он придет, вы спросите, чего он хочет?

Он поглядел на меня, нахмурился и едва заметно кивнул.

Я продолжал:

– Возможно, он хочет, чтобы вы попросили прощения. Может, он готов вас простить. Но вам надо попросить.

Похоже, это сработало. Райли глубоко вздохнул и через прилавок протянул руку за моими рецептами.

– Спасибо! – ответил он.

После этого мы не виделись несколько месяцев. Я слышал, что он часто отсутствует на работе, и другие провизоры его заменяют. Как-то раз, придя на дежурство, я узнал от врача, передававшего мне дела, что Райли у нас в больнице. У него случился небольшой сердечный приступ, и еще мучило несварение.

В обеденный перерыв я пошел к нему в палату и постучал в дверь. Райли сидел в постели, а на стульях вокруг расположились члены его семьи – кажется, жена и взрослые дети, но точно я не знаю. Он меня всем представил, сказал несколько теплых слов. Все со мной поздоровались. Потом я подошел поближе к Райли, а посетители, из вежливости, начали беседовать между собой.

Я плохо запомнил наш разговор. Точно он был недолгим. Я спросил, переговорил ли он с тем парнем из своих снов. Без улыбки, Райли кивнул.

Я спросил, что он ему сказал.

– Попросил прощения. Но он, кажется, ничего мне не ответил.

На секунду он умолк, а потом добавил:

– Правда, больше он почти не приходит.

На это мне нечего было сказать. Я пожал Райли руку, пожелал не волноваться и поправляться побыстрей, а потом вернулся к работе.

Больше мы не виделись. Несколько месяцев спустя я узнал, что дома у него случился новый сердечный приступ, на этот раз смертельный. Кажется, он еще до того собирался продать аптеку, а после его смерти старое здание быстро купили и она закрылась. Мы получили разрешение на выдачу необходимых медикаментов на руки пациентам в ночное время, когда аптеки закрыты, и жизнь пошла своим чередом.

Для всех, за исключением парня, ворвавшегося к Райли с пистолетом. И для него самого.

Друзья частенько спрашивают меня, каково это – работать врачом. Сами они обычно говорят что-то вроде «я бы никогда не привык ко всей этой кровище». На что я отвечаю, что сложность не в том, как привыкнуть к кровище, а в том, что к ней как раз быстро привыкаешь. В том, что это как раз легко.

В конце концов, кровь течет не у врача, и больно не ему. Мы все привыкаем к тому, с чем сталкиваемся ежедневно. И все равно удивительно, до чего быстро страдающее человеческое существо, чья жизнь внезапно разделилась на «до и после», терзаемое болью и страхом, превращается для нас в «ДТП в шестой палате».

В целом, это даже неплохо. Пациенту, попавшему в аварию, в первую очередь требуется от нас не сочувствие – мы должны спасти ему жизнь. А для этого нередко требуется, например, прорезать дыру у него между ребрами и всунуть в нее трубку, чтобы слить кровь, заполнившую грудную клетку.

Но это не значит, что мы не должны воспринимать пациента как человеческое существо. Наоборот, это необходимо. Но одновременно мы должны лечить его тело, которое приходится воспринимать просто как объект. Получается, что мы переключаемся между двумя разными подходами, человеческим и медицинским. И иногда такое переключение требует определенных усилий.