Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Что я обнаружил, когда пришли мои сверстники? То, что за два года я практически не подрос и отстал от своих сверстников почти на целую голову. Это был итог моего путешествия в Германию.

Взрослые говорили, что будет трудно с продуктами, так как урожай плохой. В колхозе не осталось никакой тягловой силы, кроме женщин. К осени приобрели шесть коров и три лошади, но еще не заготовили для них достаточно корма. До войны у нас в колхозе было около 60 лошадей, более сотни коров, свиноферма, овцеферма, птицеферма, пасека, сад. Не считая, что еще во дворе в каждой семье были корова и подтелок, пара свиней, пяток овец, несчитано кур. Картошку, зерно просто высыпали у дома — и забирай, что тебе причитается.

Теперь все нужно было начинать не просто сначала, а из немыслимого ничего, из преисподней. Это был для нас страшный итог войны. Но жизнь брала свое. Люди собирались, постепенно обустраивались, обживались, помогая друг другу, как это всегда было на Руси. Перезимовали и мы у дяди в соседней деревне. За зиму из лесу на себе вывезли для сруба лес. Весной поставили сруб, и жизнь начала возвращаться. На крапиве, лебеде и картошке я догнал сверстников в росте, пошел в школу. И жизнь вновь закружилась.

Но не было уже той силы в нашем колхозе. Почти каждый дом потерял мужчину. Молодые девчата уехали в город на заводы и стройки. Подрастающие ребята шли в школы ФЗО, училища, институты. Страна поднималась и строилась. Начала поступать в село техника, и жизнь на селе вновь начала оживать. Мы, бывшие узники фашистских лагерей, окрепли и стали тоже активными участниками восстановления страны.

Не заметили, как подкралась и старость. У нас выросли дети и внуки, и стали мы готовиться к спокойной и радостной старости. Ан нет. Вновь по нам нанесен удар. Нас вновь лишили покоя. Если в ту войну у нас отобрали счастливое детство, то в эту — спокойную старость.

Мой дед родился еще крепостным. Мать в детстве топила печь без трубы. О школе и не шло речи. Только при Советской власти мы стали людьми и смогли жить по-человечески.

Внученкова(Романова) Евдокия Дмитриевна

1928 г.р., ур. д. Акимовка Жиздринского р-на Калужской обл., проживает на ст. Зикеево Жиздринского р-на

Детство мое трудное. Нас было мать, отец и пятеро нас, детей. Жили очень бедно.

Отец работал в Людинове. Мать заболела — и отцу мы не нужны стали. Мне в школу ходить было не в чем, так я и осталась малограмотная. Окончила три класса, и тут нагрянула война.

Забрали брата 1922 года рождения на фронт. Две сестры замужем. Остались брат, я и мама. В 1941 г. в ноябре пришли к нам немцы. Мама только что спекла хлеб — круглые ковриги. Немцы вытащили ножи, стали резать и приговаривали: «Матка, гут брот», и требовали «яйки».

На второй день снова пришли немцы и стали ловить кур. Я побежала из дому. Они погнались за мной и кричали: «Панинка, пук-пук», мол, будем стрелять.

Но тут стали бомбить по немцам. Мы хоронились в бункерах.

Сами рыли землянки и бревнами настилали в два наката. Сидели по три семьи. Горячей пищи по трое суток не ели. Кругом летели снаряды и сыпались бомбы.

Мы находились в одной и той же одежде: раздеваться нельзя было и помыться негде было целый год.

Тут стали наши наступать. В одной из хат нас было три семьи. А по соседству немцы сидели на чердаке с пулеметами в сторону наших.

6 марта в 6 часов утра наши засекли пулеметную точку и начали бить из «катюши». И попал снаряд, где было нас три семьи. Мама грелась на русской печке, где ее и убило. Все убежали, а я осталась и кричала: «Мама, мама!» Но мама была уже мертва, а я задыхалась от дыма. Но я не помню, как оказалась в бомбоубежище, где и потеряла сознание.

На второй день на этом пожарище стали искать косточки мамины. Полетели снаряды, и мы с сестрой побежали на поселок. В лесочке был поселочек, там было бомбоубежище, где находились сестрины дети (четверо детей) и старушечка-свекровья. Когда бежали (мы бежали лугом), по нам полетели снаряды, видимо, подумали, что это разведчики. Но мы остались живы просто чудом.

В половину марта повезли нас на лошадях за Жиздру в пос. Холмы, где мы малое время находились. Потом приехали немцы на своих фурманках — старички, а остальные были русские парни, двое в черной одежде, вооруженные автоматами. И поступали с нами грубо, еле успевали хватать свои узелочки.

Привезли в г. Жиздру в барак с большими воротами, видать, была конюшня. Народу нас было много, закрыли на замок. А брата 1925 года рождения забрали немцы, и он не вернулся.

Потом, на третий день нас повезли на станцию Жиздра. Погрузили в товарные вагоны, повезли на станцию Зикеево. И тут в это время налетели русские самолеты, и все время кружились у нашего эшелона. Но немцы закрыли нас на щеколды, чтобы мы не разбежались. Но русские самолеты засекли, что везут русский народ и не стали бомбить.

В тот же день нас увезли через Брянск, Минск и на Барановичи. Привезли нас в г. Слоним Гродненской области, а потом нас повезли за Слоним 25 км на лошадях по хуторам.

Нас выгрузили в сарай к семье поляка. Я в дороге заболела тифом. Я лежала на соломе, ухаживать за мной было некому. А помыться — я не представляла, что надо мыться. Голова у меня была вся лысая от тифа, а то бы и живую съели вши. Как я жива осталась — просто чудом. Видимо, Бог есть на свете.

Потом я окрепла, пошла побираться, просить милостыню. Потом со старшей сестрой пошла работать: лен пололи, картошку копали.

1944 г. в октябре приехали домой, жили в землянке три семьи. Работала в колхозе. В 1947 г. вышла замуж, работала в леспромхозе чернорабочей. Было трудно, был голод.

На данное время живу на ст. Зикеево. У меня свой дом. Трудимся, имеем корову.

У меня пятеро детей. Старший сын живет в Брянске, второй сын — в Гродно, и трое дочерей живут в Москве. Имею 7 внуков. Мы пенсионеры. Фамилия моя девичья Романова. Жизнь моя была очень длинная, всего не опишешь, так как была я сиротою. Вот кратенько все.

Гарнизова Прасковья Федоровна

г. Киров-2 Калужской области

Есть даты и события, которые не забываются в жизни. Для меня это 22 июня 1941 г. — начало войны; 5 октября 1941 г., когда нашу деревню Скоринево Барятинского района оккупировали немцы; 19 января 1942 г., когда немцы сожгли деревню. А был крещенский мороз — 42 градуса. Люди, полураздетые, голодные, стояли и с ужасом смотрели, как догорают их дома и другие строения. Мужчин немцы заперли в клуб и подожгли его, а в тех, кто смог выпрыгнуть из окна, стреляли. Нам, группе девушек, перейти линию фронта не удалось. Оставшихся в живых немцы под конвоем повели в деревню Бахмутово Барятинского района. В дороге многие отморозили руки, уши, думали, что ведут на расстрел. В деревне добрые люди взяли нас в дома, обогрели, накормили. Меня приютила жена моего бывшего учителя, которого немцы расстреляли как коммуниста. И началось хождение по мукам. Лето я жила у нее, работала в поле, на огороде.