Андрей Стученко - Завидная наша судьба

— В пехоту пойдешь! Стрелковой дивизией командовать. Ясно? А если ясно — марш в отдел кадров за предписанием. Желаю удачи и боевых успехов!

Обратный путь ехал в подавленном настроении. Расстаться с конницей, в которой прослужил более двадцати лет, было очень тяжело.

Вскоре я прибыл в 5-ю армию и принял командование 108-й стрелковой дивизией.

Дивизия обороняла рубеж возле автострады Москва — Минск.

В пехоте все было для меня непривычным. Ничего похожего на нашу кавалерийскую походную жизнь, В коннице что рядовой солдат, что командир дивизии — условия одни: оба одинаково мокнут под дождем, рядом идут в атаку, спят на бурке, подложив под голову седло. А здесь совсем другое. Командиры, начиная от ротного, живут в землянках, и, чем старше начальник, тем землянка добротнее и тем дальше она от переднего края. А внутри — печка, стол, топчан или даже кровать.

Правда, такая «роскошь» была возможна только в обороне. В наступлении для отдыха годилась любая яма или траншея под открытым небом, только не немецкая землянка. Из-за клопов и вони мы ими почти не пользовались. Но больше меня удивило и встревожило другое — упущения в организации обороны и несении боевой службы. Система огня перед передним краем была продумана плохо: подступы к позициям не простреливались — попадали в мертвое пространство. Заграждения были в основном минновзрывные, реже колючая проволока (большей частью спираль Бруно). Наблюдение за противником велось кое-как. Солдаты-наблюдатели, с головой закутавшись в плащ-палатки, мало что видели и слышали. Все это приводило к тому, что вражеские автоматчики нередко прорывались в наше расположение, доставляя большие неприятности. Недочеты в организации обороны бросались в глаза даже мне, новичку. С помощью всего коллектива командиров и политработников принялся наводить порядок.

Прежде всего приняли меры к усилению заграждений перед своим передним краем. За десять дней перед всем фронтом дивизии сделали кольевое поле глубиной двадцать пять — пятьдесят метров. Оно состояло из кольев высотой сорок — пятьдесят сантиметров, диаметром четыре — пять сантиметров, вбитых в шахматном порядке на расстоянии двадцати — двадцати пяти сантиметров один от другого. Вершина кола заострялась, и в нее вбивался гвоздь или кусок проволоки.

Нарыли ям-ловушек, усилили проволочные заграждения, провели от них сигнализацию в землянки. Поставили дополнительно несколько тысяч мин. Таким образом, предполье мы настолько «засорили» всякого рода заграждениями и «сюрпризами», что гитлеровцы при каждой попытке пробраться к нашему переднему краю стали нести потери и попадать в плен. Наученные горьким опытом, они вскоре вообще оставили в покое участок 108-й дивизии. Правда, прекратив разведывательные поиски, противник стал чаще прощупывать нас огнем.

Штаб и политотдел дивизии всемерно развивали снайперское движение. Снайперы буквально терроризировали неприятеля. Стоило гитлеровцу днем на секунду высунуться из окопа, как он падал, сраженный меткой пулей. Особенно удачливым был Виктор Беляков, который редкий день не уничтожал двух-трех фашистов. Познакомились мы с ним при весьма любопытных обстоятельствах.

На опушке иссеченного огнем артиллерии леса мне пришлось спешиться: местность простреливалась противником. Впереди, в двухстах метрах, начинался ход сообщения, по которому можно было попасть в первую траншею, занимаемую одним из полков первого эшелона дивизии. Сопровождавшие меня командир полка подполковник Шарапов и командир батальона майор Николин предложили преодолеть открытое место перебежками по одному. Первым двинулся Николин, вторым я и замыкающим Шарапов. Комбат, сделав последнюю перебежку, залег в десяти метрах от хода сообщения и стал пропускать мимо себя нас с командиром полка. Мы спрыгнули в окоп. Сюда же побежал и Николин, но в трех метрах от хода сообщения вдруг закачался. В окоп он упал уже мертвым. Из виска текла тоненькая струйка крови. Пуля немецкого снайпера оборвала жизнь еще одного нашего командира. Потрясенный, я позвонил артиллеристам. Орудия и минометы две минуты молотили участок, с которого стрелял снайпер-фашист. Это была наша месть врагу и в то же время траурный салют в честь погибшего командира. Я все не мог прийти в себя. Накинулся на Шарапова:

— Немцы имеют снайперов, убивают наших людей, а вы молчите? Так, что ли?

— Никак нет, товарищ комдив. У нас есть снайперы. На участке каждого батальона две смены. Дежурят парами.

— Где же они? Их что-то не видно. Покажите хоть одного!

Меня подвели к участку 7-й роты. Из траншеи сделан подземный лаз длиной около пятнадцати метров. Он выводит к поваленному дереву.

— Вот одна из снайперских позиций, которая занимается снайперской парой сегодня, — доложил командир роты.

— Можно вызвать снайпера незаметно для противника?

— Конечно можно. Надо только дернуть за эту веревку.

Через несколько минут в черной дыре показались сапоги, а затем и их обладатель. Вид его, несмотря на наше мрачное настроение, не мог не вызвать улыбки. Низенький солдат в маскировочном халате был весь в грязи. Даже лицо залеплено глиной, и проглядывают на нем только глаза да ослепительно белые зубы.

— Красноармеец Беликов Виктор, снайпер пилка, — четко представился он.

Виктор Беляков

— Сколько лет?

— Девятнадцать.

— Что же ты такой грязный?

Солдат молча переминается с ноги на ногу.

— Да он уже месяц не уходит с передовой, — отвечает за него командир полка. — На его счету полсотни фрицев. Отдыхать не хочет, пока не доведет счет до сотни.

— Вот ты какой? Доброволец?

— Доброволец.

— Родители есть?

— Отца нет. Мать работает в Москве в театре «Ромэн». Я тоже там работал — танцевал.

— Цыган?

— Да, цыган.

— Ну так вот что, Виктор, после смены приходи на командный пункт дивизии. Отмоешься, отдохнешь, а потом опять вернешься сюда — доводить свой счет до ста. Ты матери писал о своих делах?

— Да нет. Напишу, когда сто фрицев уложу.

— Пожалуй, надо написать сейчас. А когда дойдешь до ста, напишем еще раз, и не только матери, но и всему коллективу театра — пусть знают, как их Виктор Беляков воюет, какой он герой. Согласен?

— Согласен, — довольно улыбается солдат.

По пути к себе заехал на КП полка, поинтересовался наградами Белякова. У него две медали — «За боевые заслуги» и «За отвагу».

— Ну, за полсотни гитлеровцев можно бы и орденом наградить. Как ваше мнение? — обращаюсь к командиру и комиссару полка. Они охотно соглашаются. — Тогда сегодня же к вечеру чтобы было представление к награде!