Андрей Стученко - Завидная наша судьба

Смертью храбрых в бою у деревни Слепцы пал начальник артиллерии 87-го полка ветеран дивизии, участник битвы на Хасане и Бородинском поле майор Ермаков. Осколок вражеского снаряда сразил капитана Столбуненко, командира 6-й стрелковой роты 93-го полка, которая первой ворвалась на высоту 233.3.

90-й гвардейский стрелковый полк при поддержке танков после трехчасового упорного боя овладел деревней Надежда, превращенной немцами в сильный опорный пункт. В этом бою отважно дралась рота автоматчиков под командованием старшего лейтенанта Улитина. Пройдя боевые порядки стрелковых рот, автоматчики выдвинулись вперед и одним взводом вышли в тыл противника, засевшего в противотанковом рву. Гитлеровцы не выдержали атаки и, потеряв много солдат убитыми и ранеными, бежали. Здесь же, на поле боя, Улитин был награжден орденом Красной Звезды.

За дни боев с 10 по 18 августа мы и наши соседи — 56-я и 65-я гвардейские дивизии — основательно потрепали части 268-й немецкой пехотной дивизии, два полка 36-й моторизованной дивизии и 304-й танковый полк 1-й танковой дивизии. Враг потерял три тысячи шестьсот человек убитыми и ранеными. Мы захватили более тысячи двухсот винтовок, сорок четыре орудия, двести девяносто шесть пулеметов, сорок танков и самоходных орудий и много другой боевой техники.

За время боев на подступах к Ельне наша дивизия была очень ослаблена. Люди смертельно устали. Это учли командующий и Военный совет армии. В ночь на 19 августа мы сдали свой фронт 56-й гвардейской. Нашу дивизию вывели в резерв командарма в леса близ Павлиново. Здесь она начала приводить себя в порядок, чтобы быть готовой к вводу в бой на любом направлении, в любое время.

Через два-три дня ко мне в землянку вошел обрадованный начальник штаба и доложил, что к нам идет пополнение — около тысячи человек. Оно было очень кстати. Вместе с заместителем по политчасти полковником Александром Ивановичем Хриченко и начальником политотдела подумали о том, как лучше встретить новых бойцов. Выбрали в лесу удобную поляну. Усилили наблюдение за воздухом, подтянули зенитные орудия и пулеметы, чтобы вражеские самолеты не могли сорвать встречу. На поляну вышли делегации частей с боевыми гвардейскими знаменами, во главе колонн — командиры полков и их заместители по политчасти.

— Идут! Идут! — доложил наблюдатель.

Пришпорив коня, выскакиваю на дорогу. Рядом со мной полковник Хриченко.

Лесная широкая дорога-просека проглядывалась на полтора-два километра. По ней в четком строю шли бойцы. В новом обмундировании, все, как один, подтянутые, полные сил солдаты. Как хорошо идут! Сердце забилось от радости...

Колонна подошла совсем близко. Уж очень молоды, юнцы совсем. Мы привыкли видеть в строю народ разный — и молодых, и пожилых из запаса. А тут одна зеленая молодежь. Что будем с ней делать? Как эти ребята поведут себя в бою? Как дивизия, снискавшая уже боевую славу, выполнит теперь свою задачу по освобождению Ельни?

Мысли эти промелькнули, пока колонны строились на поляне в каре, в центре которого оказались дивизионное Знамя и оркестр.

И вдруг подумалось: «А ты что же, забыл гражданскую? Сколько было тогда тебе и твоим сверстникам? — Еще меньше... Ты забыл Николая Островского, киевских комсомольцев, которые почти поголовно уходили на фронт и на дверях своих комитетов вывешивали таблички: «Все ушли на фронт»? Они дрались с бандами и выбивали из кулаков продразверстку. А помнишь комсомольцев — героев трипольской трагедии? Их схватили бандиты, зверски мучили, хотели, чтобы комсомольцы раскаялись и попросили прощения. Ничего не добившись, вывели героев на крутой берег Днепра. Расстреливали поодиночке, надеясь устрашить остальных. Но никто из ребят не дрогнул и не склонил головы».

Все, все вспомнил я — и голод, и холод, и непомерно тяжелую винтовку в озябшей, почти детской руке, и лошадиный комбикорм вместо хлеба, и стонущую под копытами всадников землю, и звон клинков, скрестившихся в бешеной смертельной схватке, и лица товарищей, сразу повзрослевшие, искаженные в смертельном напряжении — лишь бы удержать клинок в слабеющих пальцах...

Все помню!.. Помню и то, что такие же юнцы бок о бок с ветеранами труда возводили Днепрогэс и Магнитку, прокладывали дороги в пустынях. Они были ровесниками этих ребят, идущих сейчас бодро, твердо, с решимостью ринуться и победить заклятого врага и тем самым вернуть народу счастье жизни.

— Товарищ генерал, уже построились, вас ждут, — напоминает начальник штаба, выводя меня из задумчивости.

— Хорошо. Сейчас еду.

Все, о чем думал, все, что только пережил, все сказал им... И они поняли меня. Их лица горели решимостью и отвагой.

— Взгляните на знамена, под которыми вы стоите. Запомните: они ни разу не знали позора, а только славу. Не посрамите же и вы их!

— Ура!

— Не подведем!..

— Не посрамим!..

Полки рассредоточились в лесу. Мы были близко от линии фронта, всего в десятке километров, и нередко немецкие снаряды залетали к нам. Доставалось порой и от вражеской авиации. В частях развернулась напряженная боевая учеба. Неутомимую работу вели партийная и комсомольская организации. Молодое пополнение знакомили с традициями дивизии. Работники политотдела подбирали и инструктировали актив. Особое внимание уделялось молодым офицерам и сержантам, тем, кто воспитывает и обучает солдат. Много сделал агитатор политотдела майор Шемелин. Он и в офицерской форме остался штатским человеком. Высокий, худой, в короткой не по росту шинели, он не имел такого бравого вида, как остальные работники политотдела, но его страстное слово большевика-агитатора доходило, хорошо доходило до сердца солдата, и за это его все любили, уважали.

В 6-й роте 93-го полка состоялось красноармейское собрание, на котором наиболее отличившимся бойцам было торжественно вручено оружие героев недавних боев — автомат Александра Жучкова и станковый пулемет расчета гвардии сержанта Козлова.

Вперед, на Ельню! — этой мыслью теперь жили все гвардейцы.

10-я гвардейская армия медленно, но продвигалась вперед, тесня упорно обороняющегося противника. Немецкое командование очень внимательно следило за боями на смоленском направлении и непрерывно перебрасывало сюда войска с других участков фронта. По данным штаба армии, который непрерывно информировал нашу резервную дивизию об обстановке, захваченные пленные показывали, что Гитлер объявил благодарность своей 4-й армии за упорную оборону подступов к Ельне и заклинал удерживать их далее. Он также требовал подготовить к обороне западный берег Угры и ни в коем случае не допустить русских к Ельне.

Благодарность фюрера помогла мало.

К утру 28 августа 29-я гвардейская, отдохнувшая, пополненная людьми и вооружением, получила задачу развивать успех 19-го гвардейского корпуса. Как и раньше, нам придавался 119-й тяжелый танковый полк подполковника Лосика. Взаимодействовал с нами 2-й Тацинский танковый корпус генерал-майора Бурдейного. В 10 часов дивизия, развернувшись в боевой порядок с рубежа Пречистое, высота 234.7, двинулась на врага.