Даниель Елисеефф - Хидэёси. Строитель современной Японии

Тем временем ситуация вокруг Такамацу, подтопленного замка, никак не могла разрешиться. Защитник цитадели, которому сообщили, что к Хидэёси неминуемо прибудут подкрепления, чувствовал, что надежды тают. В то же время Хидэёси захватил ценного пленника — гонца Акэти Мицухидэ, направлявшегося к Мори. Хидэёси мгновенно понял все — какая драма произошла в Хоннодзи и какие она влечет опасности; оставалось только действовать, прежде чем эта весть донесется до врагов. После этого он с готовностью принял гонца от Мори — монаха по имени Анкокудзи Экэй. Прежде, чем рассказ о событиях в Хоннодзи дошел до Мори и участника переговоров с их стороны, было заключено перемирие. Но, похоже, достигнутое таким образом равновесие удовлетворило всех, потому что Мори не возобновили враждебных действий, даже узнав о смерти Нобунага. Этот мир несомненно отражал относительное равновесие сил обеих сторон, могущество которых стремилось к максимуму, нечто вроде раздела основной части Японии: группа Ода доминирует в центре Хонсю, Мори сохраняют за собой Запад и помогут Хидэёси наказать вероломного полководца.

Атмосферу в Киото определяли подозрительность и страх. Никто не пролил ни слезы по покойному тирану, но повсюду царила неуверенность, и каждый задавался вопросом, что предпримет сосед. Говорили, что Мицухидэ намерен убить Хидэёси; но почему его, а не кого-то другого? Каждый из крупных полководцев Нобунага мог лелеять мечту встать во главе клана, в котором, кстати, Мицухидэ мог рассчитывать на многих союзников — на семейства Тёсокабэ, Хосокава, Такаяма, Накагава, Цуцуи. Претендовать на гегемонию мог и он сам, потому что личная гвардия его бывшего господина погибла вместе с последним в Хоннодзи, тогда как старший сын Нобунага, Нобутада, окруженный без надежды на помощь во дворце Нидзё, тоже покончил с собой вечером дня покушения.

Десять долгих дней ни с одной стороны не было никакой реакции. Но воображение людей работало активно, и это его порождения в большей степени, чем факты, дошли до потомства, населив коллективную память японцев рассказами об откликах эпического характера. Поскольку люди того беспокойного времени сами находились в необычной ситуации, отделить реальное от вымышленного часто трудно.

Пока каждый подсчитывал собственные шансы и шансы других, Мицухидэ направился во дворец Адзути, гордость Нобунага и образец новой японской военной архитектуры; рукой, которую направляла ненависть, он ломал, разорял, уничтожал, потом, наконец успокоившись, вернулся в Киото, к императору. Бедный суверен предоставил ему все и еще больше — например, титул сёгуна, до тех пор никому не присвоенный.

Мицухидэ, который сам был отпрыском рода Сэйва-Гэндзи, в свою очередь проявил щедрость: объявил об освобождении жителей Киото от налогов, преподнес императору пять серебряных слитков, раздал милостыню храмам и святилищам. Но за кулисами началось движение. Токугава Иэясу удалился на земли Микава, чтобы набрать войска. В Осаке второй сын Нобунага и полководец Нива Нагахидэ размышляли, придумывали план действий, как и весь бан и арьербан семейства Ода.

Что касается Хидэёси, он уже принял решение. Мчась во весь опор — он проделывал в день восемьдесят километров, — он вернулся в Киото и встретил Мицухидэ в Ямадзаки, в земле Ямасиро, близ столицы; он искрошил армию мятежника, измученную маршами, контрмаршами и неизбежностью гибельного исхода. Мицухидэ попытался укрыться в своем замке Сакамото, чтобы организовать оборону, но по пути его опознали крестьяне, схватили и убили.

Через тринадцать дней после смерти своего господина Хидэёси выставил голову убийцы на месте преступления, чтобы успокоить душу жертвы. И сказители на улицах начали со множеством подробностей, реальных или вымышленных, рассказывать трагическую историю бунтаря, который в конечном счете оказался всего лишь «тринадцатидневным сёгуном» (дзюсан кубо).

Драма, в соответствии с правилами морали, завершилась образцовым наказанием преступника; но положение группировки Ода тем не менее вызывало тревогу. Союз с Мори, официально заключенный, чтобы дать возможность справедливо наказать убийцу, грозил в любую минуту распасться; на восточном фронте Сибата Кацуиэ продолжил сводить личные счеты с семейством Уэсуги, едва только от него смогли добиться минимального участия в карательной экспедиции; Такигава Кадзумасу, может, и друг Хидэёси, но еще больший друг Сибата Кацуиэ, тоже воевал на востоке, в земле Сагами (современная префектура Канагава), — он без особого успеха нападал на владения Ходзё; что касается Токугава Иэясу, он командовал мощной армией, набранной против Акэти Мицухидэ, но Хидэёси опередил его, и все с ужасом задавались вопросом, что теперь Иэясу будет делать с этими войсками, готовыми схватиться с кем угодно. Тем временем победители при Ямадзаки — конечно; Хидэёси, но вместе с ним Мазда Тосииэ и Нива Нагахидэ — вышли из этой битвы в полном ореоле славы. Это сборище полководцев и полков, готовых к бою, имело взрывоопасный характер, тем более что чувства они испытывали смешанные и часто враждебно относились друг к другу!

Кончался июнь 1582 года. Уже месяц как погиб Нобунага, а с его наследниками ясности скорей не было. Его старший сын Нобутада, отец Самбоси, недавно покончил с собой в замке Нидзё; у Нобунага было еще четыре сына, но два из них тоже оказались не при деле: четвертый, Хидэкацу, — потому что был усыновлен Хидэёси, а пятый, Кацунага, — потому что погиб одновременно с отцом в Хоннодзи. Таким образом, из сыновей господина на наследство могли претендовать только второй, Нобукацу, и третий, Нобутака. Тот и другой не скрывали стремления к власти и уже набирали сторонников среди бывших вассалов отца. Однако эта торопливость и это быстро начавшееся соперничество могли им повредить, тем более что в их репутациях ничего особо привлекательного не было. Тот и другой, находясь в возрасте около двадцати пяти лет — возрасте расцвета для самурая, — выглядели бесцветными, неспособными руководить кланом, в котором их собственный отец никогда не возлагал на них особо ответственных поручений. Шептались, что в мести за отца они принимали лишь очень вялое участие, а то и вовсе никакого. Такое количество слабостей, которыми мог умело воспользоваться Хидэёси, по контрасту выделяло надежды, подаваемые маленьким Самбоси: помимо того, что он принадлежал к старшей линии — линии Нобутада, умершего одновременно с отцом, Самбоси обладал незаменимым преимуществом любого трехлетнего ребенка: его назначение наследником означало, что правление будет долгим.