Ева Шлосс - После Аушвица

Хенк был сыном знакомой семьи из синагоги, и его очаровательная улыбка и веселый нрав покорили меня. Хенк пригласил меня на несколько свиданий, и наши отношения переросли в нечто более серьезное.

Однако, как мне ни нравилось проводить время с Хенком, это удовольствие длилось только до того момента, как я поднимала взгляд и ожидала увидеть выходящего из-за угла папу или вспоминала какой-нибудь разговор с моим братом. Мысли об этом были непереносимыми, и поэтому я предпочитала заполнять свои дни изнурительными, трудоемкими занятиями.

После окончания лицея я пошла работать в студию на полный рабочий день. Мне нравились мои коллеги, особенно мой кокетливый босс Яп, который сажал меня на колено, чтобы продемонстрировать фотографические приемы, и катал на своем мотоцикле. Но этого все равно было недостаточно. Я оставалась угрюмой и плохо вела себя с мамой, и на фотографии, где я сижу у канала в обеденный перерыв, у меня совершенно несчастный вид. Амстердам, казалось, душил меня воспоминаниями: чтобы оставить прошлое позади и строить новое будущее, нужно было предпринять что-то более радикальное.

Отто и мама понимали это. Отто поспрашивал и нашел другую студию, где я могла бы работать в течение года. Речь шла о городе, который я уже немного знала – настолько огромном, разросшемся и безликом, что прежняя Ева Герингер могла заблудиться там, и я попробовала начать двигаться дальше. По направлению к Лондону.

Годы, проведенные в Амстердаме после войны, были отмечены не только ежедневной работой по восстановлению нашей жизни, но и еще одним важным событием: судом над теми людьми, которые выдали нас нацистам.

Во время войны в Амстердаме было крайне много информаторов, и многие семьи так и не узнали, кто именно их предал. В некоторых случаях это могли быть даже несколько человек.

Были официальные «Охотники на евреев» из организации под названием «Колонна Хеннайке» (следственное подразделение Бюро по еврейским делам, названное в честь ведущего следователя – безжалостного кудрявого молодого человека, по имени Вим Хеннайке, бывшего владельца нелицензионного такси). «Охотники на евреев», как правило, представляли собой плохо образованных молодых людей, которые присоединились к голландской нацистской партии НСБ. Они часто хвастались, что жили «на широкую ногу», получая премии в размере семи с половиной голландских гульденов (50 фунтов на сегодняшние деньги) за каждого арестованного еврея.

Кроме того были и гражданские лица, которых колонна Хеннайке вербовала себе в информаторы и щедро платила за каждого еврея, которого они сдали. Некоторые люди предавали даже членов своей семьи, как, например, одна женщина, сдавшая свою невестку из-за спора на радио. Одна еврейская женщина сообщила о восьмидесяти других семьях, но все же была сама арестована и отправлена в концентрационный лагерь, где погибла. Конечно, были и нацистские идеологи, преданные делу Гитлера, и легионы обычных информаторов и стукачей, имевших свои мотивы, и иногда таким мотивом оказывалась простая злобность.

Во время нацистской оккупации Амстердам изобиловал тысячами людей, готовых на все, лишь бы сдать евреев – и к концу 1940-х годов они лицом к лицу предстали перед правосудием.

В отличие от Отто, который никогда точно не знал, кто предал его семью, мы знали имена людей, чьи действия привели к нашему аресту.

Это была Герада Кэтти-Вальда – женщина, которая шантажировала моего отца ради денег. Она потребовала, чтобы папа увеличил плату с 400 до 700 голландских гульденов в месяц – астрономическая сумма, которая эквивалентна 5000 нынешних евро. Она запустила в движение всю череду событий, которые привели к тому, что моему отцу и Хайнцу пришлось переехать в другое место, и в итоге они погибли.

После нашего ареста гестапо нагрянуло в дом к Кэтти-Вальда. Для обеспечения собственной безопасности она раскрыла им местонахождение еще одной семьи, скрывавшей четырех евреев. Эта семья и люди, которых они прятали, были арестованы и депортированы. Все они погибли.

Герада Кэтти-Вальда предстала перед судом в 1947 году и была приговорена к семи месяцам заключения в лагере для интернированных. Позже она сменила имя и исчезла.

Кроме того была группа людей, сознательно сговорившихся сдать нас в руки нацистов. «Добрую» голландскую медсестру, которая встретила моего отца и Хайнца на вокзале и привела их в дом, где их арестовали, звали Мип Брамс. Она была подругой голландского участника Сопротивления по имени Ианий Хан, и предполагалось, что она помогает ему и Сопротивлению в целом защищать евреев. По мере хода войны Хан стал подозревать, что его девушка на самом деле выполняет роль двойного агента нацистов: слишком много еврейских семей, которых он ей поручал, исчезали без следа или были пойманы. Когда Мип стало известно о его подозрениях, она сдала Хана гестапо, и его казнили. Позже было подсчитано, что Брамс сдала 200 еврейских семей, включая нашу. Она действовала в составе большой группы информаторов под контролем голландского полицейского и жестокого антисемита, по имени Питер Шап. Две женщины, работавшие с Шапом, были еврейками: Анс Ван Дейк и Бранка Симонс.

Анс Ван Дейк печально прославилась в Нидерландах как единственная женщина, получившая смертельный приговор за свою роль в оккупации, и была казнена в январе 1948 года. Ван Дейк была тридцатисемилетней продавщицей, которая избежала депортации в 1943 году, согласившись доносить на других евреев – и она с энтузиазмом выполняла свою задачу, сдав более 100 человек.

Бранка Симонс, тоже еврейка, была женщиной, которая встретила моего отца и Хайнца в их новом месте укрытия и кормила их прекрасным обедом, пока ждала гестапо. Работая с Питером Шапом, Симонс организовала предполагаемую конспиративную квартиру на улице Керкстрат, где она якобы жила со своим мужем – другим членом группы, мелким преступником Вимом Хаутхьюисом. Вместе они приветствовали десятки ничего не подозревавших, отчаявшихся еврейских семей в своем «доме», который на самом деле был ужасной ловушкой. Симонс также получила смертный приговор за свою деятельность, но позже его заменили на тюремное заключение.

Наиболее ярко я помню суд над Мип Брамс, потому что маму вызвали для дачи показаний.

Голландское правительство, пока находилось в изгнании, разработало систему привлечения коллаборационистов к ответственности. В соответствии со специальным законом о правосудии в Нидерландах должен был быть создан ряд трибуналов, в том числе специальные суды по наиболее серьезным делам. В недавно освобожденной Голландии департамент политических расследований, находившийся под контролем прокуратуры, рассмотрел сотни тысяч дел.