Ева Шлосс - После Аушвица

Поездки со спектаклем «А затем они пришли за мной: вспоминая мир Анны Франк» стали для меня настоящим подарком. Я встретила так много новых людей, и их трогательные рассказы заставили меня задуматься о себе. В частности, это позволило мне наладить диалог с молодым поколением. Совсем недавно я работала с мусульманином из Великобритании – борцом с нетерпимостью, Ником Кэримом, который поставил пьесу в школах Великобритании и даже Китая.

Везде, где я ни путешествовала, я встречала молодых людей, желавших погрузиться в проблематику и эмоции пьесы, и это часто оказывало довольно глубокое влияние на их мировоззрение. Особенно ярко это проявлялось в тех странах, где люди сталкивались с деспотичным правлением или где они так и не смирились с собственным опытом Холокоста.

Дженни Куланк стала первым британским продюсером спектакля. Она была художественным руководителем Театра Классворкс в Кембридже. Ее очень интересовал спектакль «А потом они пришли за мной» с тех пор, как она увидела его первую постановку в Театре Гейтхаус в Лондоне, организованную Сьюзан Кернер. Мы вместе работали над некоторыми фантастическими спектаклями с молодежью в Великобритании, а весной 2000 года нам позвонили из Дома-музея Анны Франк в Амстердаме: они получили финансирование от Европейского союза и хотели узнать, можем ли мы поставить пьесу в Латвии для улучшения отношений между этническими латышами и русскими.

После освобождения от советской оккупации в 1991 году Латвия начала весьма робко обсуждать свою роль в Холокосте. Нацисты вторглись в Латвию и оккупировали ее на четыре года – с 1941 по 1945 год, немедленно убив почти всех латвийских евреев. Кроме того, десятки тысяч евреев из Германии и Австрии были привезены в Латвию для уничтожения, включая бабушку Цви. Нацистские «эскадроны смерти», бродившие по странам Балтии, отличались особой жестокостью. На самом деле, некоторые солдаты СС были настолько эмоционально травмированы совершавшимися убийствами, что высшие нацистские лидеры вдохновились идеей внедрения газа в качестве метода убийства, где наименьшим образом задействуется человеческая сила. Но антисемитизм в Латвии процветал, и многие латвийцы активно поддерживали геноцид.

Сорок пять лет спустя в странах Балтии только-только началось обсуждение Холокоста. Международный Департамент Дома-музея Анны Франк решил, что Латвия – подходящее место для их программы, поддерживающей дискуссии о Холокосте там, где он никогда широко не обсуждался.

Это было тяжело. Сначала молодые актеры – шесть латвийских девочек и шесть русских мальчиков – едва знали о том, что такое Холокост. Для Дженни это стало особенно острым моментом: некоторые члены ее семьи эмигрировали в Великобританию из латвийско-еврейской общины.

«Я показала им фотографию моей бабушки-латышки, и они просто не могли понять: откуда у этой англичанки латышские родственники? В Советском Союзе они были изолированы и не имели никакого представления о мире».

Молодые люди провели несколько недель в деревенском доме с Дженни, готовясь к постановке. «Сначала я не была уверена, смогут ли они вникнуть в суть пьесы или погрузиться в репетиционный процесс. Я попросила их вести дневник, как Анна, и они все это выполнили».

Я должна была вылететь и присоединиться к ним, но в середине репетиционного процесса Дженни позвонила и спросила, могу ли я поговорить с молодыми актерами по телефону. Я думала, что у нас вряд ли окажется что сказать друг другу, но все они выстроились в очередь для разговора со мной, и каждый из них задавал вопросы, делился историями и пытался узнать обо мне больше.

В августе, когда я вылетала в Латвию, Дженни заявила о своей уверенности в том, что спектакль станет одним из самых значимых в ее творческой биографии. Латвия по-прежнему оставалась страной, не желавшей посмотреть в лицо своему прошлому и тому, что случилось с евреями. Каждый из молодых людей, задействованных в спектакле, был глубоко тронут открывшейся им правдой.

Мы приехали в Рижский еврейский центр на премьеру, на которой присутствовал президент страны. Вечер начался с того, что русские и латвийские родители подарили друг другу букеты цветов – довольно значимый жест в стране, где это этническое разделение очень сильно.

Драматург Джеймс Стилл тоже приехал, и мы все смотрели спектакль, не понимая ни слова на чужом языке, но чувствуя глубокую связь с тем, что происходило на сцене. В конце я беседовала с аудиторией, как и всегда, испытывая обычное чувство удивления от того, как общение людей может влиять на сердца и умы.

Я знала, что некоторые пожилые люди были лично знакомы с людьми, убивавшими евреев, или, возможно, даже сами участвовали в убийстве евреев. Больше всего меня поразила встреча с одним мальчиком в группе, который не смог заставить себя признаться мне в том, что он тоже еврей. Клеймо все еще сильно давило на него. Я надеюсь, что он услышал мои слова о гордости быть еврейкой и почувствовал мою поддержку.

После премьеры в Риге мы с Дженни отправились в юго-восточный город Даугавпилс, где спектакль был показан на огромной заброшенной фабрике, когда-то занимавшейся производством русских сигарет. Я помню, что в то время был высокий уровень безработицы, и общество страдало от многих проблем. Затем я простилась с молодыми актерами и пожелала им всего наилучшего. Спектакль продолжал гастролировать по Латвии весь год, каждые выходные давая представление в разных городах.

Перед отъездом из Латвии я вспомнила свое старое увлечение и посетила несколько антикварных магазинов в Риге. В одном из них я нашла прекрасно сохранившуюся фарфоровую тарелку с Олимпийских игр 1936 года в Берлине, когда у власти был Гитлер. Держа холодный фарфор в руке, я болтала с продавцом-немцем – и вспомнила всю атмосферу ненависти и тот беспорядок, которые поглотили Европу тогда. Я представила себе свою семью: они все еще дома, в нашей квартире в Вене, и не подозревают о том, что готовит им будущее.

Я заплатила за тарелку и ушла с мыслями о том, как далеко продвинулся мир за несколько коротких десятков лет – и как все-таки далеко нам еще нужно идти.

Дженни организовала еще один незабываемый показ спектакля «А потом они пришли за мной» в Северной Ирландии в 1999 году, собрав вместе на просмотр детей католиков и протестантов, что было очень необычно. Они сидели отдельно, своими группками, но даже их нахождение в одной комнате было большим шагом вперед.

Куда бы мы ни приезжали, представление шло перед заполненным до отказа залом и часто трогало людей до слез. Только один человек не понял пьесу – моя мама.

Я вернулась с первого просмотра в Нью-Брансуике с записанным на пленку спектаклем. Уже дома, в Эджваре, я вставила кассету в видеомагнитофон и уселась поудобнее, приготовившись обсуждать представление с мамой. Но она почти сразу же она начала хмуриться.