Марк Лебуше - Бах

А во-вторых, Геснер затеял в школе капитальный ремонт, который был ой как нужен! Если атмосфера разрядилась, то бытовые условия оставались такими же гнусными, семейство Баха по-прежнему ютилось в тесноте, соседствуя с семьёй ректора. Начиная с 1731 года школу будут расширять. На время ремонта придётся вести кочевой образ жизни, и Бахи временно переедут в дом 17 по Хайнштрассе.

В новом школьном здании, к которому добавили ещё два этажа и чердак, стало легче дышать. Семьям Баха и Геснера больше не придётся сталкиваться в разных местах: у каждой будут отдельный вход и своя лестница. Баху отвели 12 комнат и кухню! В апреле 1732 года семья отпраздновала новоселье и, бесспорно, отдала должное улучшившимся условиям жизни.

У Иоганна Себастьяна теперь был более просторный кабинет, в котором он сможет разместить книги и ноты. Рядом с клавикордами, чтобы легче было сочинять, — скрипка, а то и другие инструменты, письменный стол с перьями, чернильницей и бумагой, а порой и кружкой пива, чтобы утолить жажду; здесь он может побыть один.

Ещё одно облегчение для родителей, причём весьма существенное: младшим детям наняли воспитателей. Это говорит не только о большем достатке, но и о том, какое значение придают воспитанию. Правда, маленькому Готфриду Генриху Дитриху нужен особый уход из-за его умственной отсталости.

Осенью 1736 года домашним учителем стал Бернгард Дитрих Людевиг (1707–1740), а в следующем году его сменил Иоганн Элиас Бах, кузен Иоганна Себастьяна. Проводя часть времени рядом с детьми, они также служили хозяину помощниками и секретарями. Годы идут, связи множатся, Бах нарасхват — лучше сложить с себя часть мелких обязанностей. Секретари тоже были музыкантами (Людевиг — органист), однако не только переписывали ноты и имели дело с издателями, но и вели переписку Баха и заключали сделки от его имени. Благодаря некоторым письмам и черновикам Иоганна Элиаса Баха мы узнали кое-какие подробности о жизни супругов. Биографы неустанно приводят эти скупые сведения, которые по-прежнему трогают читателя.

В 1738 году Иоганн Элиас Бах пишет своей матери Анне Маргарете, прося прислать Иоганну Себастьяну бутылку водки, дополняя эту просьбу другой — о «жёлтых гвоздиках» для Анны Магдалены, которая с большим удовольствием работает в саду. (10 октября 1740 года он рассказывает, с какой радостью были приняты шесть корешков гвоздики, и полагает, что «для тёти этот не имеющий цены подарок означает больше, чем для детей рождественский подарок; она и ожидала его так, как малые дети, которых мы обычно перед праздником не пускаем в ту комнату, где приготовлены подарки» [35] Здесь и далее письма цитируются по: Документы жизни и деятельности Иоганна Себастьяна Баха: Сборник /Сост. X. И. Шульце; пер. с нем. В. Ерохина. М.: Музыка, 1980. .) В другом письме от того же года говорится о приезде в Лейпциг Вильгельма Фридемана с четырьмя друзьями-лютнистами: «В это время у нас в доме особенно хорошо музицировали». И снова о спиртном: Иоганн Элиас просит одну из сестёр прислать для кантора, который, вероятно, любил сладкое вино, 10–12 пинт муската. Мы также знаем, что в ноябре 1739 года Бах был вынужден отложить поездку в Вейсенфельс из-за недомогания.

Ещё одна трогательная подробность об Анне Магдалене: бывшая певица кётенского двора любит не только цветы, но и певчих птах. Съездив в Галле в 1740 году, Иоганн Себастьян вернулся, нагруженный подарками для жены — доказательство нежного внимания. Там он увидел канарейку, обученную пению кантором Иоганном Георгом Гилле, и пожелал приобрести её для своей супруги. По просьбе кузена Иоганн Элиас написал Гилле: «Так как тётя моя большая охотница до таких птиц, она просит меня узнать у вашей милости, не уступите ли вы ей этого певца по дешёвой цене и не пришлёте ли с какой-нибудь верной оказией».

Сладкое вино, музицирование в кругу семьи, гвоздики, певчие птицы — эти маленькие подробности семейного счастья, однако, не скрашивают довольно мрачное впечатление о тех десяти годах (1730–1740). Некоторые даже бьются над загадкой: почему Бах так мало сочинял в тот период? Откуда эта затянувшаяся пауза, воздержание от творчества? Кризис вдохновения, изнеможение, вполне понятное после многих лет напряжённого труда? Психологический кризис, а то и депрессия, как можно было бы предположить? Духовный кризис, утрата веры в Бога? И разве можно забыть о тягостных конфликтах, пережитых в Лейпциге, и трагической судьбе одного из сыновей?

Прежде чем поговорить о страданиях, отметим неоспоримо положительные моменты.

Начнём со знаков признания. В начале 1732 года вышел в свет «Музыкальный лексикон» Иоганна Готфрида Вальтера, ещё одного родственника Баха, о котором мы уже упоминали; в этом труде содержатся первые краткие сведения о жизни и творчестве композитора. Сведения неполные и необъективные, но это первый шаг к известности: на заре века Просвещения появилась мода на энциклопедии.

Несколько лет спустя, в апреле 1736 года, кантор вспомнил о своём предназначении служителя культа, участвуя в издании «Книги напевов» Г. К. Шемелли, для которой написал множество песен для голоса с аккомпанементом. Для лютеранского мира этот сборник стал настоящим сокровищем: 954 гимна, из которых добрая часть — на музыку Баха! Книга была издана в Цейце и стала неоценимым подспорьем для церквей, а также пригодилась для домашнего музицирования. Компиляция, переделка старого? Конечно, но благодаря этому изданию композитор существенно расширил свою аудиторию.

Наконец, назначение придворным композитором в Дрезден, которого он добился в том же году. Даже при католическом дворе признавали музыкальные заслуги этого человека с закалённым характером, всегда готового отстаивать свои права.

Да, это признание. Но гораздо в большей мере признак его жгучего желания, потребности оставить след в памяти потомков.

В 1730 году в письме Георгу Эрдману Бах уже кратко описал свой профессиональный и жизненный путь. В 1735-м Иоганн Себастьян пошёл дальше как мемуарист, составив подробную генеалогию своего рода, о которой мы говорили в начале этой книги. Достигнув пятидесяти лет, он с терпеливостью патриарха исследует, сличает, сопоставляет, чтобы воссоздать династию музыкантов, сеть, которой клан Бахов окутал всю Тюрингию. Возможно, как предполагает Ролан де Канде, он таким образом утверждает своё восхождение по социальной лестнице: потомок ремесленников стал мещанином? После поколений мельников, пивоваров и городских музыкантов настало время придворных композиторов, близких к князьям и королям. Иоганн Себастьян помещает себя в центр генеалогического древа, уходящего корнями в традицию и тянущегося ветвями в грядущее.