Константин Писаренко - Елизавета Петровна

Тринадцатого декабря 1744 года «по полудни в шестом часу» духовные отцы столкнулись с неприятным сюрпризом: государыня вдруг вмешалась в конфликт Церкви с супружеской четой Николаевых, властно предписав Синоду, во-первых, прекратить попытки расторжения их брака из-за того, что Мавра Афанасьевна Николаева прежде была обручена с надворным советником Семеном Луниным; во-вторых, впредь о всех подобных коллизиях докладывать ей. Естественно, Синод подчинился высочайшей воле, хотя позднее, в декабре 1747 года, посоветовал государыне передумать и по первому пункту, дискредитировавшему московского архиепископа Иосифа, запретившего Семену Лунину жениться, пока Мавра Николаева не умрет, и по второму. Царица отреагировала в своей излюбленной манере: помолчав больше года, 12 марта 1749-го повторно повелела архиереям, чтобы «впредь бы таковых дел, не доложась Ея Императорскому Величеству, Святейший Синод не решал».

Оскорбил ли православных иерархов демарш дочери Петра? Несомненно. В 1742 году они бы без колебаний возмутились и не простили августейшей особе подобную дерзость. А теперь перед каждым возникла дилемма: обижаться или нет на ту, которая настолько заботлива, предупредительна к нуждам Церкви, да и набожна. Елизавета Петровна — тонкий психолог — точно рассчитала комбинацию. Духовенство, выбирая из двух зол наименьшее, в итоге предпочло не замечать высочайшее согрешение, как и последующие, лишь бы благоприятная для Церкви политика в целом не претерпевала изменений.

По большому счету она и не изменилась. Правда, западные христианские храмы пришлось оставить в покое, как и свободное обращение светской, в первую очередь научной, литературы. К примеру, попытка архиепископа Сарского и Подонского Платона Малиновского осенью 1745 года ввести для всех ввозимых из-за границы книг цензуру на предмет их «противности» Русской православной церкви (что фактически подразумевало замедление, если не прекращение распространения в России западных научных теорий) была пресечена императрицей тотчас же по получении ею разъяснения А. П. Бестужева-Рюмина о невозможности быстро проверить на таможне книжный импорт. Любопытно, что канцлер особо нажимал на угрозу свободному обороту не абстрактных научных книг, а именно исторических.

Что касается семейного права, то здесь дочь Петра опять «отличилась» 12 марта 1749 года — взяла под защиту прокурора сенатской конторы А. Г. Щербинина, прослышав, что кто-то из епископов добивается аннулирования второго брака чиновника, официально разведенного еще в 1729 году {81} 81 См.: ПСПР-2. Т. 2. С. 299, 300; Т. 3. СПб., 1912. С. 122–125, 477, 478; Описание документов и дел… Т. 29. СПб., 1913. Стб. 131–133; Писаренко К. А. Протоколы приемов… С. 208, 210. . Однако подлинное «святотатство» государыня совершила два года спустя. Неспроста Кулябка, тогда уже епископ Костромской, 2 июля 1750 года удостоился чина архиепископа Санкт-Петербургского. Елизавета Петровна поручила ему обвенчать 28 января 1751 года офицера гвардии Дмитрия Михайловича Голицына с камер-фрейлиной Екатериной Дмитриевной Кантемир. Свадьба, с помпой отпразднованная при дворе, имела нюанс, для ортодоксального православного архиерея неприемлемый: к алтарю шли двоюродный брат и родная сестра другой замужней пары — Анастасии Дмитриевны Голицыной и Константина Дмитриевича Кантемира. На сей раз государыня не осторожничала, а, напротив, сделала всё, чтобы создать прецедент. И Синод промолчал, подкупленный правом управления монастырской собственностью, казенным финансированием с 1745 года московской Славяно-греко-латинской академии, сочинением с 1746 года кодекса «о всех чиновных обрядах, службах и установлениях, чего ради оныя узаконены и какая в них сила и подобие заключаются», пожалованной малороссиянам в марте 1749 года привилегией с семнадцати лет постригаться в монахи без высочайшего одобрения, возобновлением с августа 1749 года избрания архиереями двух кандидатов на епископские и архиепископские кафедры, набором в синодальной типографии откорректированного варианта Библии, вышедшего в свет в первой половине декабря 1751 года… {82} 82 См.: РГАДА. Ф. 248. Оп. 1/88. Д. 7316. Л. 700; ПСПР-2. Т. 3. С. 70, 104, 105, 191, 192, 244, 460; Описание документов и дел… Т. 26. СПб., 1907. Ст£. 474,475; Т. 29. Ст£. 6,437; Т. 31. СПб., 1909. Стб. 335, 336,489,490, 519, 520; Т. 34. СПб., 1912. Стб. 195; Камер-фурьерский журнал. 1751. С. 20–24.

Синод молчал целых восемь лет. Однако весной 1759 года, когда на точно такое же «прегрешение» осмелились Николай Иванович Лодыженский и Мария Исаевна Шафирова, разразился страшный скандал. Рязанский епископ Палладий и смоленский епископ Гедеон опротестовали венчание и 10 мая двумя голосами против одного (Кулябки) признали брак незаконным. Елизавета Петровна напомнила им о прецеденте 1751 года, в ответ те же архиереи и его квалифицировали как нарушение канона, хотя за прошедшие годы новая норма вошла в практику.

Высочайшие соизволения от 23 февраля и 13 марта 1752 года, с опорой на прецедент 1751-го, подтвердили браки смоленских шляхтичей Богдана Друцкого-Соколинского и Семена Швыйковско-го. 23 октября Елизавета Петровна предписала Синоду при рассмотрении аналогичных конфликтов взять эти дела за образец, что было тут же совершено при разборе спора смолян Дениса Ефимовича и Александра Швыйковского с Церковью. Двоюродная сестра отца Швыйковского и матери Ефимовича Анна Швыйковская вышла замуж за Дмитрия Друцкого-Соколинского, дочери которого от предыдущего брака, Евдокия и Меланья, стали супругами Д. Ефимовича и А. Швыйковского соответственно в 1727 и 1734 годах. Смоленский епископ Гедеон осудил действия местных священников и инициировал бракоразводный процесс. Однако заступничество императрицы спасло эти две семьи, а заодно и прочие с той же степенью родства: 4 декабря 1752 года Синод признал законность обоих браков {83} 83 См.: ПСПР-2. Т. 3. С. 501, 502; Т. 4. СПб., 1912. С. 382–390; Описание документов и дел… Т. 39. СПб., 1910. Стб. 356–363, 683–688. .

Почему же в 1759 году духовная коллегия восстала против того, с чем вроде бы давно смирилась? Не по причине ли «разведки боем», проведенной Елизаветой Петровной 30 сентября 1757 года? В тот день на заседании Высочайшей конференции она порассуждала вслух: «…монастыри, не имея власти употреблять свои доходы инако, как толко на положенные штатом росходы, имеют толко напрасное в том отягощение, что должны старатся о собирании оных и охранении осталных, разсылая для того монашествующих часто и по таким местам, где за неимением церкви и служба Божия прямо отправляема быть не может». Ратуя якобы исключительно об интересах монастырей — «чтоб… с болшим доводством доходы свои с деревень получали и монашествующия от всяких мирских попеченей свободны были» — императрица предложила: