Константин Писаренко - Елизавета Петровна

Таким образом, русская половина малороссийского правления была нейтрализована, а украинская в одночасье превратилась в высший орган власти Малороссии, к тому же целиком подконтрольный Оболонскому. Императрица, кем-то из конфидентов введенная в заблуждение, собственноручно сломала налаженный Ильиным и Бибиковым механизм не идеального, но вполне конструктивного русско-украинского партнерства. Опала Ильина на фоне вымученных тридцати семи «великих обид» выглядела скорее карой за диалог с казаками, чем справедливым возмездием. Скоропостижная смерть бригадира ситуацию усугубила. В народе наверняка перешептывались: «Вот, довели человека!»

Неизвестный соратник Елизаветы Петровны, оговоривший Ивана Кондратьевича, знал, на какой струне играть. Дочь Петра со дня воцарения взяла Украину под личную опеку. Уже 15 декабря 1741 года она поручила Сенату подумать об «облехчениях» для края, много натерпевшегося при Анне Иоанновне, особенно «в бывшую турецкую войну» от «бытия тамо армии». Сенаторы запросили мнение малороссийских властей и тем ограничились. В середине мая 1742 года государыня поинтересовалась результатом. За неимением ответа из Глухова и Киева сановники за сутки наметили ряд мер, в основном касавшихся сокращения военных повинностей, и 22 мая утвердили проект доклада, который царица подписала 18 августа 1742 года. Попутно 21 мая Сенат узаконил озвученную 4 апреля обер-прокурором Брылкиным высочайшую инициативу о запрете брать малороссиян «во услужение себе подневолею». Мало того, тем же указом государыня даровала «черкасам» привилегию жениться на крепостных и не попадать при этом в рабство, а сенаторы добавили: «И с теми их женами быть им свободными». 3 июля ввиду многих нарушений указа о крепостных Елизавета Петровна продублировала его. Отправляясь в 1744 году в Киев, она везла с собой кипу дел, не решенных в Сенате, чтобы урегулировать все проблемы на месте. Помогал ей с разбором бумаг сенатский секретарь Михаил Иванович Новоторжцев.

Одним словом, дочь Петра надеялась стать для украинцев чем-то вроде гетмана, и вспышка гнева на Ильина вовсе не случайна — бригадир представлял Россию, а значит, и государыню. По его поведению казаки из слобод и хуторов судили об империи в целом и об императрице в частности. К сожалению, вышло так, что Елизавета, поторопившись с выводами, лишилась верного проводника своей линии. Теперь ей надлежало либо прислать нового комиссара, который наверняка столкнется с предубежденным отношением населения и кознями сторонников Оболонского, либо разрядить напряженность, удовлетворив чаяния украинцев {76} 76 См.: РГАДА. Ф. 13. On. 1. Д. 39. Л. 2, 6–7, 8, 10–13, 15 об., 16, 27; Ф. 248. Оп. 1/29. Д. 1853. Л. 160–161, 167, 704, 709–719 об., 739–742; ПСЗРИ. Т. 11. С. 602, 638–641; Дневные записки генерального подскарбия Якова Марковича. Ч. 2. С. 228–231, 239–242; КС. 1886. № 1. Приложение. С. 268; № 4. Приложение. С. 279, 284, 288, 289. .

Курьер с рапортом о кончине Ильина прискакал в Санкт-Петербург 16 февраля 1747 года. Почти два месяца Елизавета Петровна колебалась между двумя вышеописанными вариантами. 11 марта А. Г. Разумовский еще раз побеседовал с тремя товарищами Оболонского. Наконец к 11 апреля государыня решилась, и Алексей Григорьевич на встрече с В. А. Гудовичем объявил: «Вскоре состоится указ именный о гетмане». Однако это «вскоре» наступило лишь 5 мая. За три недели Лизогуб, Ханенко и Гудович дважды навещали Разумовского, спрашивая о причине новой отсрочки. А причина заключалась в том, что царица размышляла, как совместить несовместимое — выборного гетмана с единой и неделимой империей. Ничего не придумала, а потому указ обернулся простой констатацией, что гетман на Украине был, есть и будет, как при Иване Скоропадском. Сенату поручалось, наведя справки, распорядиться об «учреждении и определении в Малой России нового гетмана». Так что, увы, выборы откладывались до момента, пока Сенат не наведет справки, а наводить их можно и неделю, и несколько лет…

В данном случае потребовалось полгода. К зиме государыня распутала головоломку. Подобие унии — вот что успокоит казаков. Гетманом нужно избрать кого-либо из близких императрице людей, а в дальнейшем создать традицию занятия этого поста кем-то из членов царской семьи, с детства приучая одного-двух отпрысков к мысли, что их судьба связана с Малороссией, прививать им любовь к украинским обычаям и культуре. Становясь гетманами — де-факто губернаторами, они по праву родства обладали бы большим влиянием и привилегиями. Понятно, кому закладывать традицию, — украинцу Алексею Григорьевичу Разумовскому или его брату.

Двенадцатого января 1748 года дневник Ханенко зафиксировал: на Украину пришлют особую персону, но до поры новость надо хранить в секрете. 14 марта посланец назван по имени: «Иван Симонович Гендриков… имеет быти отправлен в Малую Россию для избрания гетмана». 2 мая Разумовский сообщил Гудовичу, что «к отправлению графа Гендрикова всё уже готово». Но чье имя граф предложит казакам? Ханенко его не называет, хотя высока вероятность, что подразумевается всё-таки Алексей Григорьевич Разумовский, с лета 1744 года граф Священной Римской империи, по всем критериям наилучший кандидат в гетманы Войска Запорожского.

Всё рухнуло вечером 1 июня, когда солдат Гаврила Калугин привез в Санкт-Петербург весть о пожаре в Глухове 23 мая. Как быстро выяснилось, пожар — акт диверсионный, аналогичный московскому огню, вспыхнувшему в тот же майский день. Естественно, Елизавета Петровна передумала посылать любимого туда, где шпионы «из-за границ от соседей» с такой легкостью сожгли здание генеральной войсковой канцелярии и, следовательно, были способны осуществить не менее дерзкие акции. Кого же тогда выдвинуть в гетманы? О двадцатилетием младшем брате фаворита Кирилле Григорьевиче, графе Российской империи, вряд ли заходила речь. И по возрасту, и по таланту, и по знаниям юноша совсем не годился на роль связующего звена славянских наций. К тому же он уже два года нес другую общественную нагрузку, будучи президентом Академии наук.

Три малороссийских депутата не сразу почувствовали неладное. Сперва поездка Гендрикова была отложена под предлогом разорения Глухова. Лизогуб с товарищами сориентировался мгновенно, вспомнив о Батурине. Но идея о переводе резиденции в запасную столицу императрицу не вдохновила, и 15 сентября Сенат отклонил ее, сославшись на то, что в Батурине расположен не менее важный для государства объект — конногвардейский конный завод. А перед тем, 28 августа, Алексей Григорьевич сообщил друзьям Оболонского не менее «радостную» весть: они поедут в Москву вместе со всем двором. Значит, в этом году выборов не будет! Делегаты, правда, посчитали, что от государыни их инициативу утаили, и 28 сентября передали ей в руки «прошение… о Батурине». Реакции не последовало.