Леонид Ляшенко - Александр I. Самодержавный республиканец

Неудивительно, что поселяне при малейшей возможности старались пожаловаться на свое положение любому члену царствующей фамилии. С их челобитными были знакомы и великие князья Николай и Константин, и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Жалобы были однотипными, звучали примерно так: прибавь нам подать, требуй от каждого дома сына на службу, отбери у нас всё и выведи нас в степь. Мы охотнее согласимся на это, у нас есть руки, мы и там примемся работать и будем жить счастливо; но не тронь нашей одежды, обычаев отцов наших, не делай нас солдатами! Жалобы не встречали никакого сочувствия, и тогда у поселенцев оставалось только одно средство протеста — бунт.

В июне 1819 года вспыхнуло крупнейшее восстание военных поселян в Украине, в окрестностях города Чугуева. 28 тысяч человек изгоняли, а то и избивали офицеров, требовали вернуть им пашни и отменить военные поселения. Восстание пришлось подавлять силами тридцати одного армейского батальона, были арестованы 2003 человека, под суд отданы 313. В отношении 275 подсудимых был вынесен смертный приговор, который Александр I «гуманно» заменил двенадцатью тысячами ударов шпицрутенами каждому (160 человек наказанных умерли в мучениях). Вообще на любые беспорядки в поселениях монарх реагировал необычайно жестко: «Они будут во что бы то ни стало, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова (одного из центров военных поселений в Новгородской губернии. — Л. Л.)» {155} 155 Цит. по: Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. С. 215. .

Александру, видимо, казалось, что организацией военных поселений он действительно решает сразу несколько важнейших государственных проблем. Современники же думали совершенно по-иному. Н. И. Тургенев писал: «К несчастию, когда речь заходила о решении крестьянского вопроса, Александр никогда не проявлял настойчивости, которой требовала обширность задачи. Возможно, в начале правления его благородные намерения не встретили того сочувствия, какого заслуживали… В конце царствования Александра общественное мнение было в куда большей степени проникнуто либеральными устремлениями, чем в первые годы, но теперь их не разделял император: нация шла вперед, государь же, наоборот, двигался вспять» {156} 156 Тургенев Н. И. Указ. соч. С. 248. .

Не лучше обстояло дело и со второй основной проблемой александровского царствования — введением в России представительного правления. На первый взгляд момент для принятия конституции был самый подходящий. «По окончании Отечественной войны, — свидетельствовал Сергей Петрович Трубецкой, — имя Александра гремело во всем просвещенном мире; народы и государи, пораженные его великодушием, предавали судьбу свою его воле; Россия гордилась им и ожидала от него новой для себя судьбы… Эпоха самостоятельности настала. Оставалось вкусить плодов этого положения» {157} 157 Трубецкой С. П. Материалы жизни и революционной деятельности: В 2 т. Иркутск, 1983. Т. 1. С. 217. . Однако вскоре радужные надежды сменились разочарованием (правда, всё еще смешанным с робкими ожиданиями перемен).

«Император, — записывал Ж. де Местр в 1816 году, — стал жестким и даже тяжелым. Он подавляет всех вокруг. Его дурной нрав более чем оправдан, и всё-таки это истинное несчастье. Успехи, достигнутые в чужих краях, сделали его настолько самоуверенным, что он уже ни в чем более не сомневается» {158} 158 Местр Ж де. Указ. соч. С. 296. . Впечатление убежденного консерватора и монархиста де Местра удивительным образом совпадает с мнением закоренелого республиканца Ивана Дмитриевича Якушкина, описывавшего вступление гвардии в столицу: «…Наконец показался император. Мы им любовались; но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал через улицу мужик… Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнаженной шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого нами царя» {159} 159 Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. СПб., 2007. С. 9. .

И всё же, всё же… Александр Павлович постоянно сталкивался с проблемой реализации той или иной реформы. Как можно было отказаться от части своих привилегий, когда даже так называемое просвещенное общество застыло в явном непонимании необходимости перемен? Он вполне мог бы согласиться с мнением Пушкина, высказанным в письме Петру Яковлевичу Чаадаеву (правда, уже в 1836 году). «Надо было бы прибавить… правительство всё еще единственный Европеец в России… И сколь бы грубо (и цинично) оно ни было, только от него зависело бы стать во сто крат хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания» {160} 160 Переписка А. С. Пушкина: В 2 т. М., 1982. Т. 2. С. 292. . Не желая добровольно отказываться от самодержавия, Александр I не исключал потенциальной возможности превратиться из самодержавного монарха в конституционного. Допуская такое развитие событий, он хотел подготовиться к нему заранее, разработав проекты основополагающих законодательных актов.

В 1815 году Александр I, по свидетельству князя Александра Борисовича Куракина, изволил «публично изъясняться насчет нынешнего внутреннего государственного устройства», заявив, что его совершенствование и будет теперь главной задачей. Однако это всего лишь слова, а вот последовавшие за ними действия монарха шокировали подданных. В ноябре 1815 года Александр Павлович подписал конституцию, дарованную им Польше (кстати, крепостное право здесь было отменено Наполеоном еще в 1807 году в связи с введением новой польской конституции). Не решаясь объявить о конституционном устройстве на территории всей империи, Александр решил начать своеобразный эксперимент на ее западном крае, наиболее, с монаршей точки зрения, подготовленном к введению представительного правления. Самое интересное и даже в некоторой степени скандальное случилось в марте 1818 года, когда Александр произнес речь на открытии Польского сейма.

Отклики на нее оказались в обществе весьма разнообразными. Озадаченный ею генерал Арсений Андреевич Закревский писал своему другу и коллеге П. Д. Киселеву: «Речь государя, на сейме говоренная, прекрасная, но последствия для России могут быть ужаснейшие, что ты из смысла оной легко усмотришь… Я не ждал, чтобы он так скоро свои мысли по сему предмету объявил» {161} 161 Сборник РИО. Т. 78. СПб., 1891. С. 192. . Гораздо более озабоченным выглядел Сперанский в письме Аркадию Алексеевичу Столыпину: «…хотя теперь всё еще здесь (в Пензе. — Л. Л.) спокойно, но за спокойствие сие долго ручаться невозможно… тогда родится или, лучше сказать, утвердится (ибо оно уже существует) общее в черном народе мнение, что правительство не только хочет даровать свободу, но оно ее уже давно даровало и что одни только помещики не допускают или таят ее провозглашение.