Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель

Так вот, стихи Николая Дмитриева каким-то непостижимым образом выпадали из этого противостояния, предлагая некий третий путь, иную форму мировосприятия.

Собственно, только одно слово в этом стихотворении — «мелкотемье» — возвращает нас к литературной борьбе, которая разворачивалась тогда. И надо сказать: слово это у Николая Дмитриева означает совсем не то, что означало оно в сердитых критических статьях, распекавших тогдашних поэтов за уход от проблем советского варианта глобализации в «бытовую лирику». Это вовсе не свидетельствует о том, что поэта не волновали те проблемы, которые тревожили его сверстников. Например, у тогдашних молодых поэтов было немало стихов, посвященных Великой Отечественной войне. Кто-то, мысливший себя вне героики русской истории, считал это «ковырянием в чужих ранах». Большинство полагали здоровым литературным патриотизмом. Но мало кто догадывался, что на самом деле это — приобщение к духовному опыту выстоявшего поколения победителей накануне сокрушительных испытаний, которые вскоре вновь обрушатся на Россию. Именно знаменитое, вошедшее во все антологии стихотворение Николая Дмитриева «В пятидесятых рождены…» стало символом этого приобщения — приобщения не ритуально-идеологического, а глубинного, если хотите, на нравственно-генетическом уровне.

<���…> И снова, как в начале творческого пути, поэт обращается за поддержкой к своему главному нравственному судье — фронтовику-отцу, уже ушедшему из жизни и являющемуся своего рода потусторонним протагонистом героического поколения, сохранившего, отвоевавшего Отечество. О чем же диалог отца и сына, говорящего от имени поколения, не сохранившего свою страну?

<���…> В его стихах есть то щемящее совершенство, та влекущая сердечность, та словесная тайна — в общем, все то, что заставляет вновь и вновь возвращаться к его строчкам, которые постепенно, неуловимо и навсегда становятся частью души читателя, облагораживая и возвышая ее. А ведь, по сути, для этого и существует Поэзия».

В статье о Николае Дмитриеве автор высказал оригинальное суждение о природе поэтического творчества, проявив профессионализм литературоведа и продемонстрировав особый вербальный слух, умение уловить семантические и смысловые оттенки, которое так ярко проявилось в его прозе.

Вдова Николая Дмитриева вспоминала: «Когда пришли сигнальные экземпляры «Ночных соловьев» (а такой толстой и красиво оформленной книги у него никогда не было), Коля долго разглядывал, даже гладил обложку, а потом вдруг спросил меня:

— Как ты думаешь, почему Юра мне помогает?

— Наверное, потому, что любит тебя как поэта.

— Да? А разве за это помогают? — удивился он».

В 1987-м в «Советском писателе» вышла четвертая книга Полякова «Личный опыт». Там, кстати, впервые появились верлибры. В тематическом плане «Молодой гвардии» на тот же год значился новый сборник в серии «Второе дыхание». Но автор пришел к заведующему редакцией поэзии — сменившему Вадима Кузнецова Георгию Зайцеву и сказал, что у него нет новых стихов и он отказывается от издания. Наверное, этот день и можно считать Рубиконом, перейдя который Юрий окончательно связал свою литературную судьбу с прозой. Зайцев был поражен: такого в его практике еще не было — отказаться от книги! В стране были проблемы с бумагой, и даже лауреаты вылетали из тематических планов, а иные за позицию в плане бились буквально насмерть. Ради новой книги поэты опустошали свои архивы, перелицовывали старые стихи или давали им новые названия, разбивали классические катрены на «лесенки» — лишь бы выпустить еще одну книгу. А тут…

— К-как отказываешься?

— Да, отказываюсь, но при условии, что бумагу отдадут молодым поэтам.

Так вместо новой книги Полякова вышел в свет коллективный сборник трех молодых поэтов. К тому времени Поляков стал секретарем правления СП РСФСР по работе с молодыми писателями и старался продвигать свое поколение. Он убедил издательство «Современник», благоволившее более к почвенникам, выпустить сборник Владимира Вишневского и вместе с другими добился того, что в союз сразу приняли большую группу молодых авторов — и среди них того же Андрея Чернова.

В самом конце своего четвертого поэтического сборника Поляков поместил «Футурологические стихи», которыми с обычной для него иронией словно бы попрощался с читателями:

Судьба Полякова-прозаика в начале 1980-х разительно отличалась от судьбы Полякова-поэта. Так бывало в ту пору. Мало кто знал, что у классика юношеского детектива, автора «Кортика» Анатолия Рыбакова есть «непроходной» роман «Дети Арбата». Да и автор романов о рабочем классе Анатолий Приставкин уже сочинял свою «Тучку». Участь поляковских «Ста дней…» была туманна. Судя по тому, какой жесткий отпор она встречала в контролирующих органах, ей предстояло пролежать в столе не один год. Обивая пороги, чтобы добиться публикации повести, Юрий уже понимал, что правда, которую он стремился донести до читателей в прозе, режет глаз слишком многим начальникам. Рассчитывать на то, что та же волна, которая подхватила его в начале литературного пути, легко понесет и дальше, не приходилось. Надо было, как тогда выражались, «пробивать» свою вещь в печать. И он занимался этим упорно и даже с выдумкой.