Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель

По распоряжению участника ГКЧП министра обороны Язова в Москву было введено 279 боевых машин пехоты, 148 БТР и 362 танка Кантемировской дивизии. Загородную дачу Ельцина в Архангельском взяли под наблюдение, но распоряжений в отношении него почему-то не поступало, и он беспрепятственно прибыл в здание Верховного Совета РСФСР, впоследствии получившее название «Белый дом». Там Ельцин выступил, заявив, что считает действия ГКЧП антиконституционными. Из руководителей союзных республик его активно поддержал только глава Киргизии А. А. Акаев, остальные саботировали решения ГКЧП, но не вступали в открытую конфронтацию. Кабинет министров СССР (кроме министра культуры Николая Губенко) и политбюро ГКЧП поддержали. Из национальных руководителей за путчистов были только председатель Верховного Совета Белоруссии Николай Дементей, первый секретарь ЦК компартии Украины Станислав Гуренко и президент Азербайджана Аяз Муталибов. В странах Балтии в поддержку ГКЧП выступили руководство компартий Литвы и Латвии, а также Интердвижение Эстонии.

Танковый батальон, направленный к Белому дому, где собралась огромная толпа сторонников Ельцина, вскоре перешел на сторону взявших его в плотное кольцо демонстрантов, и на одном из танков окруженный охранниками Ельцин зачитал свое обращение «Гражданам России». Среди протестующих быстро распространился слух, что войска якобы получили приказ штурмовать ночью Белый дом, и сторонники президента России заблокировали подступы к нему троллейбусами, готовясь, если придется, погибнуть за демократию. И хотя никакого штурма не было, ночью во время протестной акции под танками по неосторожности погибли трое молодых людей из числа сторонников Ельцина.

Вокруг Белого дома постоянно находилась многотысячная толпа, там кипела жизнь: жарились куры гриль, раздавали горячий чай и съестное, привезенное со всей Москвы горожанами. Были там и ящики для сбора средств в пользу защитников Белого дома, куда многие охотно опускали свои трешки, пятерки и десятки. В среду во всей этой деловитой суете уже ощущалось радостное предчувствие победы.

Действительно, 21 августа войска были выведены из Москвы, а за Горбачевым отправились две делегации: от ГКЧП — во главе с Лукьяновым, Язовым и Крючковым, которую он не принял, и от сторонников Ельцина — во главе с вице-президентом РСФСР Александром Руцким и премьер-министром Иваном Силаевым. 22 августа, вернувшись из Фороса и отрицая свою причастность к ГКЧП, Горбачев заявил: «Имейте в виду, настоящей правды никто не узнает», — а 24-го сложил с себя полномочия генерального секретаря ЦК КПСС и в ноябре вышел из партии.

Участников ГКЧП арестовали, но отпустили под подписку о невыезде, а производство дела было прекращено по амнистии, и только дело генерала армии В. И. Варенникова, не признавшего себя виновным, было доведено до суда, который оправдал его за отсутствием состава преступления. Сразу после поражения путчистов, при странных обстоятельствах, покончили с собой маршал Советского Союза Сергей Ахромеев, советник Горбачева, и управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина, не имевший никакого отношения к деятельности ГКЧП. Ранее при странных обстоятельствах погибли министр внутренних дел Борис Пуго и его жена.

Скорятин вспомнил, как Исидор с пылающим лицом вошел в кабинет, где, томясь, дожидался коллектив, собранный для сверхважного сообщения. После победы над гекачепистами главных редакторов правильных газет собрал у себя Яковлев. Видно, они там не только совещались, но и отмечали триумф демократии. Шабельский был элегантно нетрезв и трогательно счастлив. Он обвел присных влажным отеческим взором и улыбнулся:

— Господа, поздравляю: Пуго застрелился!

Народ почему-то захлопал, а Веня Шаронов выкрикнул экспромт:

— Пуго от испуга скушало друг друга!

Все захохотали.

Скорятин тоже смеялся. Но, хихикая, он удивлялся не тому, что покончил с собой суровый латыш — министр внутренних дел, на которого очень рассчитывали и красно-коричневые, и все нормальные люди, уставшие от горбачевских виньеток. Гену поразило другое — небывалое прежде обращение «господа». Еще вчера все они были товарищами.

— Шампанское! — крикнул Исидор.

Распахнулись двери, и черно-белые официанты внесли подносы с шипучими бокалами.

— Ура, до дна за нашу и вашу свободу!

Вскоре после августовских событий 1991 года, в октябре в журнале «Столица» была опубликована статья Полякова «И сова кричала, и самовар гудел…». Она начиналась такими словами: «Представьте себе, что вы живете на леднике, медленно и невозвратно сползающем в пропасть». Так ощущал то время Поляков.

«…Мы умудрились предложить миру даже свой особенный вид военного путча, — писал он, — являющегося составной частью демократического процесса: черные начинают и сразу проигрывают. Весь минувший год о предстоящем перевороте кругом говорили с той усталой уверенностью, с какой обычно говорят о недалеком очередном отпуске. Перебирались имена предполагаемых диктаторов, предугадывались сроки, спорили: отменит хунта талоны на водку или, наоборот, введет сухой закон…» И далее: «И вот еще — чтоб закончить про военный путч. Сам для себя я называю его военный пуф. «Пуф», по Далю, — надувательство, нелепая выдумка».

Тогда — а опубликована статья, напомним, в октябре 1991-го — это мало кому приходило в голову. Только тем, кто знал больше других. Например, Павлу Вощанову, который с июля 1991-го по февраль 1992-го был пресс-секретарем Ельцина и во время августовского путча проводил пресс-конференции в стенах Белого дома. Вощанов позднее вспоминал, что во время путча в бомбоубежище «был накрыт стол, и Борис Николаевич с ближайшим окружением «расслаблялись», ожидая разрешения ситуации». Ну чем не пуф?!

Пока ликующая толпа сбрасывала с постамента памятник Дзержинскому на Лубянской площади, Горбачев подписал постановление Госсовета о признании независимости Литвы, Латвии и Эстонии — в нарушение закона «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзных республик из состава СССР», предусматривавшего проведение в них референдума, а также переходный период для решения всех спорных вопросов, в том числе пограничных. Виктор Илюхин, бывший тогда старшим помощником генпрокурора СССР и начальником управления Генпрокуратуры по надзору за исполнением законов о государственной безопасности, возбудил против Горбачева уголовное дело по статье 64 УК (измена Родине) — и был моментально уволен из органов.

8 декабря, в день подписания Беловежского соглашения, вице-президент РСФСР Руцкой предложил Горбачеву арестовать подписантов — Ельцина, Кравчука и Шушкевича, — но тот отмахнулся: мол, законной силы то, что они подписали, не имеет. А через 17 дней в телеобращении объявил о сложении с себя полномочий президента и передал Ельцину ядерный чемоданчик. В тот же день Государственный флаг СССР, гордо реявший над Кремлем, был спущен на глазах у ошеломленного советского народа и вместо него поднят трехцветный флаг РСФСР. Великой общности, о которой так много говорилось в последние 20 лет, советского народа не стало в одночасье. А накануне, 21 декабря, решением Совета глав государств СНГ президент СССР получил пожизненные льготы: специальную пенсию, медицинское обеспечение семьи, личную охрану, госдачу и персональный автомобиль.