Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель

Отголоски этих настроений Полякова можно найти в его статье «Из клетки в клетку», опубликованной в 1990 году в пилотном номере газеты «День»:

«Нашей пропаганде всегда было милее «свободолюбивый», нежели «свободный». Оно и понятно: свободолюбивый человек безопаснее, чем свободный. Глумливая мудрость бытия заключается в том, что, ступив на путь борьбы за свободу, человек тут же попадает в зависимость от законов этой борьбы. И он уже идет не туда, куда влечет его свободный ум, а куда влечет логика политической схватки.

Мне кажется, с высот свободного ума застойное единомыслие мало чем отличается от единомыслия перестроечного: так угрюмо преданный принципам ретроград тождествен обаятельно-беспринципному прогрессисту. По конечному, так сказать, результату… Разумеется, никто и не помышляет о башнеслоновокостном варианте: не зависеть от происходящего в стране невозможно, но независимо оценивать происходящее можно и должно. Именно в этом смысле свободный ум одинок, именно в этом смысле одиночество — единственная нравственная позиция, позволяющая художнику давать гуманистическую оценку происходящему. Классическая русская литература достигла горних высот именно потому, что ее создавали люди, знавшие цену одиночеству».

Чем хуже становилась ситуация в стране, тем больший политический вес набирали члены группы, но главным образом — Ельцин, после смерти Сахарова ставший ее единоличным лидером. В марте 1990 года образованное на базе МДГ движение «Демократическая Россия» одержало победу на выборах, взяв курс на «декоммунизацию и суверенизацию».

Во второй половине 1989-го трудности в экономике переросли в полномасштабный кризис, экономический рост замедлился, а в 1990-м сменился падением. Символом рубежа 1980—1990-х годов стали пустые полки магазинов. В городах появились так называемые карточки покупателя, по которым каждый мог купить ограниченное количество товара. На детей сливочное масло можно было приобрести, предъявив карточку и паспорт, в котором дети записаны. Общество, зараженное, как вирусом, антисоветизмом и антикоммунизмом, переживало период глубочайшей депрессии. В телепрограмме отныне на долгие годы центральное место заняли фильмы про трудную жизнь бандитов и проституток, а подавляющее большинство читавших в общественном транспорте книги погрузились в детективы. Старики еще не начали рыться на помойке, как в 1990-х, при Ельцине, но уже просили у метро подаяние, вспомнив времена, когда считали каждую копейку. А на копейку уже ничего нельзя было купить, даже спички.

С легализацией частной собственности в стране появились фондовый и валютный рынки, массово закрывались государственные предприятия: заводы, фабрики, фермы, комбинаты…

Летом 1989 года в «Правде» была опубликована перепечатка из итальянской газеты «Република» — о том, как пьяный Ельцин выступал в США. В народе, сочувственно относящемся к пьющим мужикам, статью восприняли как провокацию по отношению к борцу с привилегиями и честному коммунисту. Разразился скандал, и главный редактор газеты покинул свой пост, хотя тогда уже было понятно, что по собственной инициативе он бы эту статью в номер не поставил. Сам Ельцин объяснял свою утреннюю неадекватность принятым ночью снотворным, и даже если ему не верили, почему-то все равно прощали. Жгучий стыд, когда он спьяну взялся дирижировать оркестром, страна испытала значительно позже, в 1994-м. И это случилось на торжествах по случаю вывода из Германии советских войск…

Осенью 1989-го произошло знаменитое падение с моста: поздно вечером на милицейский пост у правительственных дач пришел совершенно мокрый Ельцин и заявил, что на него напали неизвестные, затолкали в машину и, накинув на голову мешок, сбросили с моста в Москву-реку. При этом Ельцин не стал писать заявление и попросил никому о происшествии не сообщать — но инцидент получил огласку, а факт нападения не подтвердился. История эта надолго затмила другие новости: вся страна гадала, что на самом деле случилось и кто были те неизвестные, что так неумело покусились на жизнь борца за демократию. К тому же обследование места, где он якобы упал с моста, показало: человек, сброшенный с такой высоты в неглубокую в том месте речку, должен был получить тяжелые увечья. Для некоторых, пусть пока немногих, эта история послужила отрезвляющим толчком в понимании Ельцина и той роли, которую он может сыграть в судьбе страны.

В марте 1990-го на внеочередном Съезде народных депутатов СССР Горбачев был избран президентом СССР, которым он оставался чуть более полутора лет. В апреле 1990-го в авиационной аварии в Испании Ельцин получил травму позвоночника; через месяц, во время выборов председателя Верховного Совета РСФСР, в прессе появились намеки, что авария была подстроена КГБ. Пост Ельцин занял не без проблем, Верховному Совету пришлось голосовать по этому вопросу трижды, а уже 12 июня высший орган законодательной власти РСФСР под председательством Ельцина принял Декларацию о государственном суверенитете России, согласно которой устанавливался приоритет российских законов над союзными. В России стремительно активизировались центробежные силы.

Еще через месяц Ельцин выступил на XXVIII, последнем съезде КПСС с резкой критикой Горбачева и объявил о своем выходе из партии. Партия ему была уже не нужна: он обладал реальной государственной властью и поддержкой народа.

7 ноября 1990 года слесарь Ижорского завода Александр Шмонов во время праздничного шествия на Красной площади, затесавшись в ряды демонстрантов, попытался застрелить из обреза Горбачева. Покушение не удалось, и когда его арестовали, Шмонов объяснил, что считал убийство Горбачева необходимым для проведения демократических выборов в стране. (Кстати, его судьба сложилась благополучно: после лечения в психбольнице он стал правозащитником.)

Вот как в январе 1991-го в беседе с главным редактором «Московского комсомольца» Павлом Гусевым оценивал сложившуюся ситуацию Юрий Поляков:

«…То, что происходит в стране, конечно, пока никакая не революция, и слава богу! Это действительно, извините за банальность, перестройка — попытка перестроить общественно-экономическую жизнь страны в соответствии с моделями, которые в других странах показали свою изобильность. Только бы не вышло у нас как с купленным на валюту импортным оборудованием, годами лежащим под дождем и превращающимся в металлолом — радость моего пионерского детства…

— Но разве новые люди, выдвинутые перестройкой, не гарантия необратимости перемен?

— А где вы видели новых людей? Просто из партера, в крайнем случае из амфитеатра, они пересели в президиум. Людей «с улицы» единицы, и не они делают погоду…