Игорь Мартьянов - Слово солдата

— Прорвали! — пронесся по колонне радостный крик.

— Быстрее! Быстрее вперед!

Вся масса людей и обозов шумно стронулась с места. Шли быстро, часто переходя на бег. На руках несли маленьких детей, сняв их с телег, а те, кто постарше, держась за подолы матерей, бежали рядом, испуганно озираясь по сторонам. Все спешили, намереваясь быстрее перейти тот страшный рубикон, который ожидал нас где-то впереди. А когда приблизились к выходу из леса, впереди, на поле, обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Всплески разрывов осветили все вокруг. Лес загудел, наполненный грохотом, треском и криками людей. И несмотря на то, что снаряды и мины падали слева, впереди и только редкие из них со зловещим шелестом проносились над колонной, тысячи людей, охваченные страхом, бросая все, ринулись назад. Не разбирая дороги, они прорывались сквозь заросли кустарников, падали в лесные ямы и канавы, снова поднимались и бежали дальше. Серьезных причин для такого панического бегства не было, ни один снаряд не разорвался среди людей, но остановить их уже было невозможно.

Несколько позже отходили отряды. Шли быстро по просекам и напрямик, несли раненых, оружие, боеприпасы. Снаряды и мины стали уже ложиться в лесу. Пороховой дым, как туман, пополз между деревьями.

Неожиданно на просеку выскочила молодая женщина с растрепанными волосами. Она бежала на край леса и кричала:

— Там мой сын! Мой сын!

Партизаны пытались ее удержать, но с неожиданной силой, сверкнув безумными глазами, она вырвалась и побежала по просеке дальше, выкрикивая одну и ту же фразу:

— Там мой сын!..

На опустевшей просеке, где еще изредка вставали фонтаны разрывов, четыре партизана несли на плащ-палатке тяжелораненого Ивана Качалина из 6-го отряда. Осколком снаряда ему оторвало ногу ниже колена, второй осколок срезал половину правой руки. Как могли, партизаны остановили кровотечение, перевязали страшные раны, но кровь уже проступила сквозь плотный слой повязок.

— Не несите меня больше! — вдруг громко попросил раненый.

Его опустили на землю.

— Отойдите все, — снова громко и повелительно проговорил он, и, когда бойцы отошли от плащ-палатки, раненый, достав левой рукой откуда-то из окровавленной одежды рубчатую круглую гранату, зубами выдернул чеку и подложил ее под себя…

Время было суровое, и каждый по-своему решал свою судьбу.

Что же произошло в ту ночь? Почему хорошо задуманная и тщательно подготовленная операция не увенчалась успехом? Об этом стало известно несколько позже.

Начало штурма было назначено на одиннадцать вечера по сигналу трех красных ракет. Выделенные штурмовые группы прорвали оборону противника и с боем пошли вперед. Но гитлеровцам удалось с флангов быстро подтянуть резервы, и когда наши основные силы двинулись вперед, они были встречены шквальным огнем. От разрывов снарядов и мин стало светло, как днем. Били полевая артиллерия, скорострельные зенитные пушки, минометы, длинными очередями строчили крупнокалиберные, станковые и ручные пулеметы. Кустарник, растущий в некоторых местах на поле, был буквально снесен в первые же минуты, а деревья по краю леса падали, словно скошенные гигантской косой, или разлетались в щепки. Идти навстречу огненному шквалу было равносильно самоубийству. Отряды залегли, укрываясь за деревьями. В это время представитель опергруппы передал приказ отходить назад, в Караваинский лес. Это было очень своевременно: каждая минута промедления стоила ненужных жертв.

Преодолев оборонительные позиции гитлеровцев, группа прорыва вышла из окружения. Двигаясь в направлении озера Шо, по территории, густо насыщенной оккупантами, партизаны прошли с боями двенадцать километров, разгромив на своем пути пять крупных гарнизонов, имевших на вооружении артиллерию, танки и бронемашины. Всю ночь там гремели бои и полыхали зарева пожаров. Это был буквально огненный рейд.

Из нашей бригады прорвался 4-й отряд, возглавляемый капитаном М. Гришиным и комиссаром В. Скуридиным. Вышли два взвода 3-го отряда под командованием комиссара Д. Грязнова и начальника штаба Г. Новикова, несколько небольших групп из 1, 6 и 7-го отрядов во главе с комиссарами А. Заломаевым и М. Коваленко-Супруном, а также группа разведчиков во главе с заместителем комбрига по разведке В. Дубленных-Уральским.

К общей печали партизан, в ходе прорыва погибли Скуридин, Новиков и Коваленко-Супрун.

После неудавшегося выхода из окружения основные партизанские силы и гражданское население отошли в Караваинский лес, и здесь бригады вновь заняли круговую оборону.

Утро 3 мая выдалось хмурое, сырое. С неба сыпала холодная изморось, оседая на лицах, одежде, оружии. Словно покрытые лаком, блестели мокрые стволы деревьев, угрюмой стеной подступивших к лесной дороге, по которой все еще втягивались в лес бесконечные обозы. Стало больше раненых, это заметно было по количеству телег, на которых они сидели, лежали, обмотанные белыми повязками. Нелетная погода давала возможность безопасно передвигаться по лесу. Со второй половины дня гитлеровцы прекратили боевые действия, только где-то за лесом еще долго слышался рокот танковых моторов.

Несмотря на грозную опасность, нависшую над нами, мы не чувствовали себя обреченными. Настроение было бодрое. Слышались даже шутки, смех. С деловито серьезными лицами куда-то спешили конные ординарцы и связные отрядов. Партизаны знали, что где-то в глубине леса, в опергруппе, создается план операции, благодаря которой они выйдут из этой петли, и только ждали команды, когда потребуется их буйная сила. А впереди была еще целая ночь, темная партизанская ночь, под покровом которой можно многое успеть. В условиях оккупированного тыла партизаны, как правило, встречались с более сильным противником и привыкли видеть его вокруг себя, поэтому слово «окружение», такое страшное на фронте, нас не очень пугало.

Поступила команда разгрузить телеги от продуктов и другого имущества, освободив их для раненых и боеприпасов. Обычно прижимистые старшины на этот раз уговаривали:

— Берите больше, забирайте все, чтоб ничего не оставалось.

И партизаны туго набивали вещевые мешки сухарями, салом, солью.

В этом лесу мы с наборщиком И. Мельниченко закопали нашу типографию. Грустно было на душе, будто хорошего друга похоронили. Потом я пошел к обозу, где лежали на телегах раненые.

Первым увидел здесь Василия Терентьева. Он был легко ранен, но сильно контужен.

Забегая вперед, хочу сказать: после всего, что позже случилось с Василием, он все-таки выжил. Через полтора месяца он пришел в бригаду и был восстановлен в списках живых. Вот уж действительно живучий человек. А случилось вот что.