Игорь Мартьянов - Слово солдата

В ночь второго прорыва из Матыринского леса, то есть в ночь на 5 мая, телега, на которой его везли, была опрокинута взрывной волной. Сопровождавший Василия партизан и лошадь были убиты. Василий же каким-то чудом уцелел. Когда он пришел в сознание, был уже день, по полю ходили гитлеровцы. Терентьев притворился убитым, и это выглядело очень правдоподобно: он лежал в луже крови убитой лошади. Потом он нашел в себе силы подняться и идти. Часто падая, теряя сознание, упорно продвигался на запад, зная, что в том направлении ушла бригада. Более месяца он пробирался лесными чащобами, проселками, питаясь ранними грибами, а иногда картошкой, свеклой и другими продуктами, сохранившимися в погребах после пожаров. Когда Василий появился в бригаде, его узнали с трудом. Худой, заросший, в грязной изодранной одежде, он совершенно не был похож на того молодцеватого, лихого партизана, каким знали его раньше.

Недалеко от Терентьева я увидел командира взвода Григория Карпова. Он лежал на телеге, вытянувшись во весь свой богатырский рост. Землистое лицо с закрытыми глазами казалось безжизненным. Он был ранен в живот и той же пулей — в позвоночник. Положение Григория было безнадежное.

Дальше, под дремучей елью, нижние ветви которой были срублены, лежал на телеге командир разведки 6-го отряда Павел Юрьев. Обе ноги его были забинтованы и лежали неподвижно, как две колоды, но держался он бодро. Возле него хлопотала его жена Маруся — партизанка тоже 6-го отряда. Еще весной 1942 года, будучи на Смоленщине, она вместе с ним ушла в партизанский отряд. Маруся отличалась той неяркой русской красотой, о которой сложено в народе немало песен. Большие серые с голубизной глаза, светло-русые густые волосы, слегка припухшие яркие губы делали ее удивительно красивой. А солдатский ватник, туго перетянутый ремнем, выгодно подчеркивал стройность ее тонкой сильной фигуры.

Но солдатская доля молодой женщины была несчастливой. Через трое суток Маруся погибла в Матыринском лесу, где она осталась вместе с раненым Юрьевым. Через месяц он пришел в бригаду один, без жены…

Особенно тягостно стало на душе, когда на одной из телег я увидел раненую Веру Дроздовскую. Заметив меня, она печально проговорила:

— Больше всего я боялась быть раненной в ногу. И именно так и случилось. Меня спас Илья Бубнов, вынес меня полуживую…

У Веры был прекрасный голос, и она принимала самое активное участие в нашем ансамбле художественной самодеятельности. Когда упругой походкой, постукивая каблучками сапог по доскам, она выходила на сцену, ее встречали всегда бурей аплодисментов. К тому же она была славной партизанкой.

Почему-то вид раненой девушки всегда оставляет наиболее тягостное впечатление. Может быть, потому, что женщины вообще не должны быть на войне — там, где убивают людей.

Вера рассказала мне, как все случилось с ней. В прошлую ночь, когда артминометный огонь накрыл позицию 1-го отряда, она была ранена осколком в ногу и упала. Отряд в это время отходил, и никто не заметил ее падения. Только командир взвода Илья Бубнов увидел и подбежал к ней. Как сумел, перевязал рану, а потом взвалил ее себе на спину и нес более двух километров. Другому это оказалось бы не под силу, но Илья был высокого роста, крепкого сложения и обладал недюжинной силой, а главное — честным твердым характером и чувством долга. Их путь преградило болото, покрытое зыбуном, не глубокое, правда, но нести раненую, проваливаясь в трясину, было непросто. К счастью, их догнал командир отделения Иван Железнов. Они положили Веру на плащ-палатку и потащили волоком по болоту.

Вера вместе с другими ранеными вскоре была отправлена на самолете за линию фронта.

Но не только Вера — почти вся семья Дроздовских с приходом оккупантов ушла в партизаны. Ее отец Иван Родионович был врачом в нашей бригаде. И он же тогда в лесу обработал и перевязал ей рану. Две сестры, Мария и Татьяна, тоже врачевали — в других бригадах.

Напуганные последним прорывом и возможностью повторения его, гитлеровцы наращивали силы со стороны железной дороги Полоцк — Молодечно. Но в штабе опергруппы, зная об этом, решили вывести бригады и население в противоположном направлении: на восток, в сторону Ушачей.

…Шли всю ночь, растянувшись длинной колонной. Небо прояснилось. В синих просветах туч стали видны далекие звезды. Двигались лесом по вязкой глинистой дороге. Стоило сделать в сторону хотя бы два шага, и ноги застревали в такой липучей грязи, что сначала приходилось вытаскивать человека, а потом уже выдергивать из месива его сапоги.

Рассвет 4 мая застал колонну на подходе к Матыринскому лесу. Но в него успела войти только передовая часть колонны: 1-я Антифашистская и несколько подразделений бригады имени К. Е. Ворошилова. Остальные укрылись в соседнем лесном массиве. Наша бригада заняла оборону по краю этого леса, возле большака Кубличи — Большое Матырино. Противник быстро установил наше местонахождение, и вскоре лес был заблокирован гитлеровскими частями.

Бой начался в девять утра и длился несколько часов.

Гитлеровцы рвались в лес, заполненный тысячами людей и обозов. В зарослях кустарников стояли запряженные в телеги лошади, выглядывали рогатые головы коров. Под кустами на узлах сидели женщины, дети, подростки, они с тревогой вслушивались в звуки боя. Все больше появлялось раненых. Их размещали под крутым склоном высокого лесного холма на разостланных одеялах, брезентах, плащ-палатках. Девушки-медсестры сновали между ними, им помогали делать перевязки женщины из беженцев. В густом ольшанике стояли санитарные телеги.

На возвышенности, недалеко от края леса, под вековым развесистым дубом разместил свой командный пункт Алесенков. Возле него находились комиссар бригады Тимошенко и еще несколько человек. Внизу у холма стояли оседланные кони, возле них в ожидании приказаний коротали время отрядные связные и ординарцы. В гуще кустов расположился с рацией Н. Васильев. Вокруг посвистывали пули, срезая ветки деревьев.

На КП быстро поднялся начштаба бригады майор П. И. Виноградов. В каждом его движении, в манере держаться и говорить чувствовался кадровый военный. Он, козырнув, доложил:

— Товарищ комбриг, противник жмет сильно. Несем потери, оборону удерживать трудно.

— Отступать некуда, — ответил Алесенков, в упор посмотрев на него. Затем, помолчав, добавил: — Срочно передайте командирам отрядов: оборону удерживать во что бы то ни стало, удерживать любой ценой! Что будет, если враг ворвется в лес? Будет братская могила, одна на всех, на тысячи трупов. Держаться до последнего! — заключил он жестким голосом.