Игорь Мартьянов - Слово солдата

— Расстреляю! — в сердцах произнес полковник и сказал мне: — Забирайте раненых и привезите несколько ящиков патронов!

В кузов машины положили семерых солдат с окровавленными, наспех сделанными повязками. Лейтенант, раненный в плечо, сел в кабину. Я старался вести автомобиль по ухабистой дороге как можно мягче. Вдруг справа раздался взрыв: мина… Вторая разорвалась ближе. Я повел машину быстрее, раненые в кузове застонали. Выпустив по нас еще пару мин, враг замолчал. Я подумал, что все обошлось, но вскоре запарил радиатор. Еле дотянул до селения, в котором размещался медпункт и стояла часть нашего тыла полка. Сдав раненых, передал Караяну приказ полковника. От себя добавил:

— Поезжай с Малиновским, у меня пробит радиатор. Тем более что патроны — в его машине.

Но Малиновский от поездки стал отказываться, утверждая, что не знает дороги.

— Дорога здесь одна. Да и по стрельбе можешь ориентироваться.

Малиновский стоял на своем. Было ясно, что он трусит. Пришлось сесть рядом с ним, а Караян полез в кузов. Прибыв на командный пункт, я доложил Соколову, что привез патроны.

— Надо их доставить в батальон Кучина, — полковник указал на соседнее селение, за которое шел бой.

Кому следовало выполнять эту рискованную задачу, нужно ли мне ехать с Малиновским, он не уточнил. Поэтому я снова сел в кабину. У Малиновского нервно задрожали руки, но он все же поехал. А когда мы спустились в овражек, разделяющий две деревни, шофер остановил машину, в глазах у него блеснули слезы.

— Дальше не могу… У меня жена, дочь, — захныкал он.

— А ну отдай мне руль! — зло крикнул я.

Малиновский, мигом выскочив из кабины, бросился в кусты. Я сел за баранку, успев взглянуть в кузов. Караян — молодец! Поставил на кабину ручной пулемет, сам спокоен.

Мы въехали в пылающее селение. В лицо пахнуло жаром и гарью. То там, то тут рвались мины. Я направился к западной окраине, откуда доносилась сильная перестрелка. На капот сыпались пепел, тлеющая солома. В конце деревни заметил перебегающих от дома к дому наших бойцов. Из вырытого у палисадника окопа высунулась голова в каске. Сразу затормозил, узнав капитана (на днях получил «шпалу») Кучина. Доложил, что привез патроны.

— Какие там патроны! — крикнул он. — Уезжай скорей, батальон понес большие потери, сейчас будем отходить.

Быстро развернувшись, на полном газу погнал обратно. В овражке подобрал Малиновского. Позднее Караян спросил:

— Зачем Малиновский кусты бегать? Штаны наложил, да?

— Со штанами вроде обошлось. А вот его красноармейская честь сильно замарана, — отозвался я и с этого дня стал испытывать к этому шоферу явную антипатию.

Жарким августовским днем, возвращаясь в полк, мы с Лойко остановились в одной деревне. Женщины принесли холодного молока, пирогов, завязалась обычная беседа о положении на фронте. В это время к нам подбежал запыхавшийся мужчина лет пятидесяти.

— Товарищи военные, помогите — государственные деньги грабят! — произнес он. — Я директор совхоза…

Мы встревожились. Лойко сел в кабину, Караян — в кузов, а директор встал на подножку, чтобы указывать дорогу. У совхозной конторы увидели группу людей. При появлении машины часть их убежала.

— Что здесь происходит? — строго спросил Лойко.

Женщины стали объяснять, что не сегодня-завтра придут фашисты, захватят кассу, так не лучше ли все деньги раздать рабочим?

Пригласил перепуганного кассира, который сообщил, что зарплата всем выдана полностью, но в наличии осталось еще около пятидесяти тысяч рублей. Мы посовещались с директором и решили, что ввиду сложившейся обстановки следует выдать рабочим выходное пособие в размере двухнедельного заработка, а остальные деньги сдать под расписку в ближайший банк. Стали собираться и убежавшие. Лойко серьезно предупредил, что посягательство на народное добро будет наказываться по законам военного времени. Уладив конфликт, мы поехали в расположение тыла полка. А там уже нервничал интендант Таланов:

— Где вы так долго пропадали? Надо срочно везти продукты на передовую!

В кузов быстро погрузили пшено, жир, хлеб, и я тронулся в путь. Командный пункт полка располагался в небольшой деревне. По ней били вражеские минометы, три крайних дома горели. Совсем близко трещали винтовочные выстрелы и автоматные очереди.

Выслушав мой доклад о доставке продуктов, полковник Соколов мрачно вздохнул:

— Что с ними делать? Кухня куда-то пропала.

— Может, сами кашу сварим? — робко предложил я.

— А в чем? Где возьмем большой котел?

— Поищем в здешних банях…

Командир полка эту идею одобрил и выделил мне в помощь солдата. В самом деле нашлась подходящая банька. Мы помыли котел и пшено и затопили «кухню». Но случилось непредвиденное — дымоход в бане оказался неисправным, и сначала заполыхала соломенная крыша, затем и все строение…

К счастью, походная кухня вскоре отыскалась, и мы передали свои кулинарные полномочия профессионалам.

Старшина Снеговский, узнав эту историю, пошутил:

— Нет, брат, с тобой каши не сваришь!

После своего трусливого поступка Малиновский избегал попадаться мне на глаза. Да и мне не очень хотелось общаться с этим человеком. К тому же с утра дотемна проводил в разъездах. Уставал физически, сказывалось и нервное напряжение, ибо фашистская авиация по-прежнему представляла для водителей очень серьезную угрозу. Запомнился один «рекордный» день, когда семь раз пришлось спасаться от бомбежек.

Зато как приятно было вечером вернуться из поездки, загнать машину под кроны густого леса и почувствовать себя на время в полной безопасности. Сколько жизней спас наш родной северный лес! Свое душевное состояние в те суровые дни я попытался выразить вот в таком стихотворении:

Да, трудно было загадывать, что принесет завтрашний день — бои шли жестокие. Но у меня и в мыслях не было того, что фашистам удастся поработить нашу страну. Твердо верил: победа будет за нами. И мой долг — внести в эту победу свой скромный, шоферский вклад.

Однако машина начинала уже сдавать. Все хуже держали тормоза, мотор все больше расходовал масла, наконец треснул аккумулятор. За ночь напряжение падало настолько, что утром не было ни сигнала, ни искры. И все же ездил. Чтобы завести двигатель, собирал нескольких «толкачей», а в дороге поддерживал такие обороты, чтобы генератор давал ток. Останавливаться старался на горках, не раз прибегал к помощи других водителей, чтобы буксиром помогли или дали «прикурить». А вскоре лишился своей полуторки совсем.