Игорь Мартьянов - Слово солдата

Это случилось в середине августа. Полк занял оборону на высоком холме возле деревни Дубовка. Внизу — овраг с небольшой речушкой. Где враг — неизвестно, и командир полка решил выслать разведку. Лейтенант Ольховик подвел к моей машине два десятка солдат в полном боевом снаряжении. Я стал объяснять, что заправился авиационным бензином, мотор перегревается.

— Ничего, потихоньку доедем! — успокоил Ольховик.

Мои опасения подтвердились: едва переехал речку и начал подниматься в гору, как застучали поршневые пальцы, из радиатора заклубился парок. Я надеялся, что на ровной лесной дороге машине будет легче, но там оказалась грязь. Радиатор все больше и больше парил. Наконец лес стал редеть, впереди в просветах деревьев показались крыши деревни. Но тут вода закипела ключом, пар закрыл все ветровое стекло. Перегревшийся мотор удалось заглушить с трудом.

Слева увидел прудок, обросший ивами, и побежал с ведром за водой. На ходу бросил взгляд на деревню — через нее проходили какие-то люди. «Видимо, партизаны», — подумал я, удивившись, однако, что многие шли по пояс обнаженными. Вдруг некоторые из «партизан» стали замедлять шаг, смотреть в сторону моей машины и… снимать с плеча оружие! Хотел крикнуть разведчикам, мол, враг перед нами, но кузов был уже пуст. Прогремели автоматные очереди, и не пар, а дым взметнулся над моей бедной машиной. Я бросился в лес, и тут попался на глаза автоматчикам. Пули защелкали по деревьям, отлетевшей щепкой ударило в висок, веткой сбило пилотку. Минут через двадцать прибыл к своим, где меня уже сочли погибшим.

Полковник собрал командиров на совещание и объявил, что гитлеровцы движутся в направлении станции Дно и могут нас отрезать. Поэтому приказ: отходить. С нами оставалась полуторка Триппеля, на которую погрузили единственный станковый пулемет. Подозвав меня, Соколов развернул карту:

— Видите, километрах в полутора проходит шоссе. Выбирайтесь на него и следуйте до станции Дно. А мы пойдем напрямую.

Ехали заросшей лесной дорогой. Не выезжая на шоссе, остановили машину. Я пробрался на опушку и затаился в кустах. Минут через десять послышался гул мотора — шел ЗИС-5 с прицепленной противотанковой пушкой. Значит, дорога еще в наших руках, можно двигаться и нам!

Тяжело переживал потерю машины. Сколько километров намотал на ней по фронтовым дорогам, под сколькими побывал бомбежками! К тому же в багажнике находились лекции Центральных курсов иностранных языков, словари, тетрадь со стихами… И все же не зря, видно, говорят, что нет худа без добра — если бы не перегрелся мотор, выскочил бы прямо на фашистов.

Но в «безлошадниках» оставался недолго. Вскоре появились две «вакансии» — Триппеля перевели в тыловую часть, а Малиновский… дезертировал! Впрочем, от этого труса всего можно было ожидать.

Едва успел принять триппелевскую машину, как майору Иванову потребовалось ехать в Старую Руссу, западнее которой наш полк занял оборону. С нами отправился Караян.

Город выглядел угрюмо, нелюдимо, многие жители эвакуировались. Мы заехали на какое-то предприятие, и Иванов пошел по опустевшим цехам — подыскивать посуду под пищу. Найти удалось лишь слегка помятый молочный термос, который отвезли на передовую нашим кашеварам. Там же остался и майор, а мы вернулись в город.

На другой день узнал печальную весть: Иванов погиб. Оказалось, вечером гитлеровцы пытались наступать и он поднял бойцов в контратаку. Но она не удалась.

В тот же день легко ранило и меня.

Случилось это так. Прибыв на восточную окраину Старой Руссы, где в небольшом парке разместились несколько наших подвод и полевая кухня, я сгрузил привезенный хлеб и улегся на траву возле машины. Солнце уже клонилось к западу, обещая на завтра такой же жаркий день.

— «Рама»! — услышал я чей-то голос.

Немецкий самолет-разведчик летел, как обычно, медленно. Один из красноармейцев вскинул винтовку, но его удержали:

— Самолет бронирован, пулей его не возьмешь.

А «рама» все кружила над нами. И вдруг совсем рядом разорвалась мина. Следующая упала возле кухни, убив повара. Повозочные бросились к лошадям, я — к своей машине. Лишь выведя полуторку в безопасное место, почувствовал боль в левом колене, схватился рукой — кровь. Знал, что недалеко расположен медицинский пункт. Поехал туда. Оказалось, ранен небольшим осколком, его вытащили, сделали перевязку. До тыла полка добирался, выжимая сцепление правой ногой. Таким же образом работал и несколько следующих дней и не чувствовал особого неудобства. Только от тряски порой испытывал в коленке ноющую боль. Карим меня пожурил:

— Жашем бежать, когда немса миной стреляет? Лежать надо!

Все заметнее чувствовалось приближение осени. Похолодало, стал часто моросить мелкий дождь. Воспользовавшись свободной минутой, решил заняться наладкой стеклоочистителя. Но подошел старший лейтенант Муравьев:

— Поедем в штаб дивизии. Он километрах в пятнадцати.

В пути Муравьев сообщил, что дивизия, а значит, и наш полк будут расформировываться. Я не знал, как отнестись к этому сообщению.

Мы уже приближались к нужному пункту, когда увидели идущих полем красноармейцев.

— Вроде отступают, — высказал я предположение.

— Не может быть. Это, наверное, связисты…

Впереди показалась деревенька. Она выглядела совершенно пустынной. Но и это старший лейтенант объяснил: маскировка.

— Поставьте машину в укрытие, а я пойду пешком, — сказал он.

Я загнал полуторку в большой сарай. Но только успел выйти из него, как увидел бегущего во всю мочь Муравьева. На ходу он сделал мне выразительный знак рукой, я мгновенно завел машину и дал полный газ. А вдоль деревни уже прочерчивали огненные нити трассирующие пули — враг вступал в селение. Старшего лейтенанта я догнал лишь в километре от злополучной деревни.

— Чуть не угодил в лапы фашистам! — с трудом переводя дух, сказал он. — Где же теперь искать штаб дивизии?..

А вернувшись на КП полка, мы застали грустную картину: несколько командиров и рядовых бойцов окружили раненого человека. Голова его забинтована, сквозь повязку проступило алое пятно. Подойдя поближе, узнал командира полка. Лицо очень бледное, но, как всегда, спокойное.

— Что случилось? — спросил у Карима, находившегося здесь же.

— Немса много мина стрелял, — пояснил он.

Двое командиров бережно взяли Соколова под руки и повели к эмке. Прежде чем сесть в машину, тот поманил к себе Муравьева и что-то стал ему наказывать.

Видя, что раненый без головного убора, Караян снял с себя фуражку и подал адъютанту полковника, собравшемуся провожать Соколова до медпункта. На прощанье командир полка помахал всем рукой.

На душе у нас было тяжело. Все мы за два с лишним месяца боев успели полюбить своего командира — человека несколько суховатого, но справедливого, требовательного, смелого. Он всегда поровну со всеми делил тяготы и опасности фронтовой жизни.