Игорь Мартьянов - Слово солдата

А дивизия вскоре вступила в упорные бои за овладение деревнями Вершина и Высочек, превращенными врагом в сильно укрепленные опорные пункты. Ежедневно на перевязочный пункт поступали раненые. Политработники, возвращаясь с передовой, часто приносили партийные и комсомольские билеты погибших. Особенно взволновал меня партбилет политрука Озерова, пробитый пулей и залитый кровью. Он повел роту в атаку и погиб героем. Только успел я этот волнующий документ сфотографировать, как разведчики привели «языка» — молодого рыжеватого немца в потрепанной шинели, повязанного поверх головного убора женским платком. Меня вызвали его допросить. К сожалению, ничего ценного выведать не удалось. Немец лишь сообщил, что он из 290-й дивизии, что солдаты терпят большие лишения, причем некоторые не прочь бы сдаться в плен.

— Что ж, поступили бы разумно, — заметил начальник политотдела. — Спросите: если мы его отпустим, приведет ли он к нам хотя бы нескольких своих товарищей?

Немец в ответ закивал согласно. Затем попросил есть. Обед был еще не готов, ему дали большой ломоть хлеба. Тут сообщили, что в перевязочном пункте будет показан киножурнал о разгроме врага под Москвой.

— Пойдемте все, — сказал начальник политотдела. — Прихватим и этого вояку. Пусть посмотрит, как мы их бьем!

Однако немец с полным равнодушием смотрел кадры великого наступления. Все его внимание было поглощено ломтем хлеба.

Вечером немца отпустили, но к нам он никого не привел. И сам не вернулся.

…Наступил последний день 1941 года. В восемь часов вечера вернулся из поездки, поставил машину, слил воду. В землянке — елка, украшенная бумажными гирляндами. Почти все политотдельцы в сборе, помытые, побритые. Поужинав, тоже надел чистое обмундирование и подсел к столику телефониста, чтобы написать письмо матери. Но вошел Иванов и сказал:

— Давай, дорогой мой, заводи машину. Поступили раненые, а санитарная сломалась.

Пришлось снова облачаться в рабочую одежду, подогревать и заводить уже остывший двигатель. В перевязочном пункте в кузов посадили семерых раненых.

— Довезешь один, тут недалеко, — напутствовал военврач.

Ехать до медпункта в самом деле было всего километров пять. Но погода испортилась, поднялась метель. Лесом машина шла легко, а в поле стала еле передвигаться по снежному наносу. Наконец колеса забуксовали. Раненые стали стонать:

— Шофер, скоро ли?

— Сейчас, сейчас, только подкопаю!

Но едва продвинулись на несколько шагов, снова буксовка. Орудуя лопатой, я сильно устал, вспотел, скинул полушубок.

— Шофер, скорее!..

— Сейчас, ребята. Видите, что делается!

Более часа, выбиваясь из сил и успокаивая раненых, преодолевал открытую местность. Вскоре пошел молодой лесок, дорога стала лучше.

Персонал эвакопункта медсанбата тоже, видимо, собирался отметить вступление в 1942 год и моего появления не ожидал.

— Ну вот и новогодний подарочек! — с грустью в голосе произнесла появившаяся женщина-военврач. — Девочки, принимайте раненых!

На часах — половина двенадцатого, метель не стихала. Поэтому решил переждать непогоду в Лонно, где оставался наш клуб. Всех пятерых его работников застал за столом.

— А вот вам и Дед Мороз! — воскликнул Боков при моем появлении. — Только что же без подарка?

— Вот его подарок! — отозвался киномеханик Ермоленко, беря в руки армейскую газету с моим новогодним стихотворением…

Наконец-то и на нашем участке фронта наметились заметные боевые успехи. Наша 202-я дивизия, переданная в 34-ю армию, пройдя через замерзшее болото Невий Мох, вклинилась в расположение противника километров на пятнадцать, заняла станцию Беглово и ряд населенных пунктов. Но враг отчаянно сопротивлялся, дивизия несла большие потери. Погиб командир 645-го полка майор Лобода. Инструкторы политотдела постоянно находились на передовой, в рядах наступающих. Возвращаясь в тыл, рассказывали о героизме наших бойцов, выбивавших фашистов из сильно укрепленных опорных пунктов.

Добираться в район боев первое время можно было лишь пешком или на лошади. Вскоре саперы проложили в глубоком снегу через болото дорогу, и политотдельцы решили воспользоваться моей машиной.

На командный пункт дивизии добрались благополучно, но уже затемно. Он размещался в единственно уцелевшем из всего селения каменном доме. Километрах в полутора горела деревня, за которую шел упорный бой — ясно слышалась стрельба.

На другой день повалил снег, поднялась метель. Я стал торопить политотдельцев с возвращением. Политрук Борисов успокоил:

— Ничего, не беспокойся, — если что, подтолкнем плечом!

Выехали в полдень, до станции Беглово добрались легко, а за линией железной дороги началась открытая местность, где метель успела разгуляться. Пришлось пускать в ход и плечи и лопату, однако продвигались вперед очень медленно.

— Ничего не выйдет, только угробим машину! — заявил я.

— Давай еще немного! — настаивали мои пассажиры.

После нескольких таких «немного» ходовая часть полуторки, судорожно затряслась. Я понял — полетели подшипники ведущей шестерни главной передачи. С минуту погоревав, политотдельцы двинулись пешком, пообещав выслать за мной машину.

Подмогу безрезультатно прождал два дня, а на третий, иззябший и изголодавшийся, пошел в тыл пешком. Оказалось, выслать буксир командир автороты забыл. Извинившись, выделил мне ЗИС-5, который и притащил мою старенькую полуторку в ремонтно-восстановительный батальон в Охту.

Два месяца пришлось провести на ремонте. Никаких интересных впечатлений не осталось. День походил на день, как два автомобильных колеса: хождение в наряд, слесарные работы да нетерпеливое ожидание — скоро ли дойдет очередь до моей машины?

Наконец дождался. Но сделали лишь самое необходимое: ремонт заднего моста, перетяжку подшипников да подварку крыльев. На большее не хватило запчастей.

Я направился в свою часть. До тыла дивизии добрался с трудом — дороги начали портиться. Лишь трехосные «студебекеры» уверенно преодолевали раскисший снег.

Пока я отсутствовал, дивизия продвинулась значительно вперед, продолжая участвовать в ликвидации окруженной демянской группировки противника.

А весна шла своим привычным чередом, оттесняя белое воинство зимы в лесные чащи. В полдень приятно было посидеть в кабине, согреваемой солнечными лучами.

В связи с бездорожьем снабжение войск затруднилось, сели на скудный паек. Но настроение бодрое, весеннее — уверенность в неизбежной победе над врагом крепла.

Дороги начали подсыхать. Я с нетерпением ждал вызова на командный пункт дивизии, но Земляков привез новость:

— Поедешь в распоряжение армейского автобата. Он располагается на Ленинградском шоссе возле деревни Долгий Мост. Это километрах в пяти от Крестцов.