Татьяна Матасова - Софья Палеолог

Сведения о том, что именно Софья посоветовала изгнать ордынский двор из Кремля, а также уговаривала Ивана III подняться на борьбу с ханом, содержатся в иностранных источниках. Речь идет в первую очередь о «Записках о Московии» Сигизмунда Герберштейна — австрийского посланника ко двору Василия III. По словам Герберштейна, отец Василия, Иван III, «как бы ни был могуществен, а все же вынужден был повиноваться татарам. Когда прибывали послы татар, он выходил к ним за город навстречу и, стоя, выслушивал их сидящих. Его гречанка-супруга так негодовала на это, что повторяла ежедневно, что вышла замуж за раба татар, а потому, чтобы оставить когда-нибудь этот рабский обычай, она уговорила мужа притворяться при прибытии татар больным. В крепости Москвы был дом, в котором жили татары, чтобы знать всё, что делалось в Москве. Не будучи в состоянии вынести и это, жена Иоанна, назначив послов, отправила их с богатыми дарами к царице татар, моля ее уступить и подарить ей этот дом… татарам же она обещала назначить другой дом…». {464} 464 Герберштейн С. Указ. соч. Т. 1. С. 77.

Замечено, что одним из информаторов Герберштейна был Юрий Дмитриевич Траханиот («Юшка Малой») — сын Дмитрия Траханиота, племянник Юрия Траханиота. Этот человек, занявший весьма высокое положение при дворе Василия III, был, без сомнения, хорошо знаком и с настроениями русской аристократии, и с надеждами и чаяниями греков. Он знал, что Софья Палеолог не была любима в России. И он мог сообщить австрийскому посланнику, что именно Софья хотела свергнуть ордынское иго для того, чтобы подчеркнуть ее значимость как символа борьбы греков с мусульманским Востоком. Юшке Малому было на руку приписать матери Василия III инициативу в антиордынской борьбе. Он передал настроения аристократов-«грекофилов», которые связывали с Софьей и ее наследником большие надежды. И несмотря на то что сама Софья хотела лишь спасти династию и «убежать», ее греческие приближенные отнюдь не желали продолжения зависимости от Орды: она мешала Ивану III начать борьбу с султаном, на что рассчитывали греки, венецианцы и римляне.

Рассказ, содержащий подробности, связанные с участием Софьи в изгнании ордынцев из Кремля, привел вслед за Герберштейном английский автор XVII века Джон Мильтон. Он сообщал, что «княжна эта, будучи ума весьма горделивого, часто жаловалась, что вступила в брак с татарским присяжником, и наконец, непрестанными убеждениями нашла со временем средство избавить своего мужа и свою страну от того ига. Потому что, так как до того времени татарский хан имел своих представителей, которые жили в самой крепости Московской, для наблюдения за государственными делами, она прибегнула к выдумке, будто бы имела уведомление от неба, что должна построить храм Святому Николаю на том самом месте, где был дом татарских поверенных. Итак, родив сына, она обратилась с просьбой к татарскому князю, которого пригласила на крестины, чтобы он отдал ей этот дом; получив его, она срыла его до основания и удалила татарских надзирателей из замка и постепенно отняла у них все, чем они владели в России». {465} 465 Московия Джона Мильтона / Вступ. ст. и прим. Ю. В. Толстого. М., 1875. С. 20.

Пожалуй, церковь Николы Гостунского в Кремле, существовавшая до 1817 года, — единственный архитектурный памятник, который может быть напрямую связан с Софьей. До того как Василий III перенес в храм икону святого Николая из села Гостунь (рядом с городом Белёв, на территории современной Калужской области), церковь именовалась храмом Николы Льняного: женщины приносили туда лен, холсты и пряжу для освящения. Этот «женский» образ храма вполне может свидетельствовать о том, что он был как-то связан с великой княгиней. Но нет единого мнения о том, когда был заложен храм: в 1477 или 1506 году. Если принять первую версию, то это явно не стыкуется с легендой: сын у Софьи родился только в 1479 году. Если принять вторую — то оказывается, что он был построен и вовсе после смерти Софьи.

Символизм фигуры Софьи для греческой диаспоры в контексте оценки событий 1480 года очень значим. В недавнее время М. Б. Плюханова высказала мнение о том, что в знаменитом «Послании на Угру» Ивану III, написанном духовником великого князя ростовским архиепископом Вассианом Рыло с целью вдохновить его на борьбу с Ордой, заметно влияние идей кардинала Виссариона. Из-под пера кардинала вышел целый цикл посланий к правителям разных стран Европы, в которых он призывает бороться с мусульманской, в первую очередь турецкой, угрозой. {466} 466 Плюханова М. Б. «Послание на Угру» и вопрос о происхождении московской имперской идеологии // ТОДРЛ. СПб., 2010. Т. 61. С. 464–465. Проанализировав рукописную традицию широкого круга источников, М. Б. Плюханова пришла к выводу о том, что к составлению «Послания на Угру» были причастны образованные греки из окружения Софьи. Более того, замеченная исследовательницей актуализация в «Послании на Угру» идей, выраженных в известном на Руси в то время «Послании восточных патриархов императору Феофилу», свидетельствует — вкупе с другими идеями «Послания на Угру» — о том, что греки способствовали складыванию в России идеологии сильной государственности. М. Б. Плюханова справедливо отмечает, что в тексте «Послания на Угру» чувствуется некое назидание: великому князю Московскому — названному громкими титулами — указано, каким ему следует быть. {467} 467 Там же. С. 468 и др. Значит, наиболее активные греки стремились влиять на Ивана III, используя все доступные им способы.

…Известно, однако, что нет дыма без огня. Миф о «советах» Софьи своему супругу должен был иметь какие-то основания. По всей видимости, приемы ордынских послов в Кремле в 1474 и 1476 годах действительно производили гнетущее впечатление и на Софью, и на ее греческое окружение, {468} 468 Горский А. А. Москва… С. 170. и Софья не скрывала этого. Но Герберштейн, по-видимому, отразил лишь настроения , бытовавшие в Москве, а не реальные факты.

Все эти сюжеты подводят к размышлениям о том, каково было положение Софьи в Москве и чем оно отличалось от положения ее предшественниц. Надо сказать, что на Руси великие княгини долгое время вовсе не были «теремными затворницами», не знавшими жизни за пределами своих покоев. И жена Дмитрия Донского Евдокия, и супруга Василия I литовская княжна Софья Витовтовна, и жена Василия II — свекровь Софьи Палеолог — Мария Ярославна были женщинами весьма деятельными. Их близость к власти давала им большие возможности для созидания.

Но высокое положение приносило и испытания. Например, в 1445 году Мария Ярославна и пожилая уже Софья Витовтовна в спешке бежали с малолетним сыном Василия II Иваном (будущим Иваном III) из Москвы, в которой разворачивался очередной виток феодальной войны. Этих сильных женщин стоит представлять не только облаченными в парадные одежды и благоговейно взирающими на святые образа, но и на конях, в повозках, у походных костров…