Татьяна Матасова - Софья Палеолог

Вообще, жены великих князей были верными опорами своим мужьям, которые вершили судьбу нашего Отечества. Сложно, однако, представить себе любую из названных княгинь принимающими представителей других государств в Московском белокаменном кремле. А Софья Палеолог это делала.

Венецианский дипломат Амброджо Контарини в своем «Путешествии» рассказал о том, что в 1476 году был на длительном приеме «у д е спины (дочери деспота. — Т. М .) Софьи», которая приняла его очень радушно. Контарини подчеркнул, что деспина обращалась к нему «с такими добрыми и учтивыми речами, какие только могли быть сказаны». {469} 469 Барбаро и Контарини о России. С. 230. Известно также, что в 1490 году посол «короля римского» Максимилиана Георг фон Турн («Юрий Делятор» русских источников) преподнес Софье от лица пославшего его правителя «птицу папагал (попугая. — Т. М .) да сукно серо». {470} 470 Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (далее — ПДС). СПб., 1851. Т. 1. Стб. 30.

Этот подарок заслуживает пояснения. Правители во все времена любили диковины, многие особенно интересовались экзотическими животными. В Древней Руси князья нередко держали зверинцы, где жили невиданные заморские звери. Например, князь Святослав Ольгович подарил Юрию Долгорукому пардуса (гепарда) для охоты. В XV веке попугаи были почти неизвестны не только на Руси, но и в Европе. Гуманист Луиджи Пульчи (тот самый, что создал нелицеприятную характеристику Софьи как жирной уродины) включил в одну из своих новелл сюжет о том, как некий сиенец перепутал попугая, которого он мечтал подарить папе Пию II, с дятлом! Конечно, главная идея флорентийца Пульчи состояла в том, чтобы осмеять жителя Сиены — города, с которым Флоренция издавна враждовала. Однако в данном случае важно другое: Пульчи подчеркивает, что хотя папа и его приближенные поняли ошибку сиенца, «весь город считал, что в клетке сидел попугай (а не дятел. — Т. М .)». {471} 471 Итальянская новелла Возрождения… С. 98–99. Яркий окрас птицы и, вероятно, ее умение воспроизводить какие-то слова должны были изумить Софью, а главное — продемонстрировать почтение (по крайней мере, формальное), с которым к ней относился «король римский» Максимилиан.

Софья не раз отправляла с посольствами ответные дары Максимилиану. Так, в 1490 году с посольством Юрия Траханиота и Василия Кулешина она передала для «римского короля» «сорок соболей да камку (шелковую цветную ткань с узорами. — Т. М. )». {472} 472 ПДС. Т. 1. Стб. 35. В 1492 году она послала Максимилиану через того же Юрия и Михаила Кляпика Еропкина «40 соболей да две камки». {473} 473 Там же. Стб. 82.

Георг фон Турн — как и Контарини — удостоился аудиенции у «царевны». {474} 474 Там же. Стб. 28–34. По всей видимости, она говорила с обоими иноземцами в Набережных теремах, в которых располагались приемные покои — так называемая «средняя повалуша». {475} 475 Бартенев С. П. Московский кремль в старину и теперь. Т. 2. М., 2012 (репринт: М., 1914). С. 70. Эти строения, входившие в ансамбль древнего деревянного кремлевского дворца, были возведены в XIV столетии.

В покои Софьи были вхожи и греки из ее окружения (разумеется, не все, кто прибыл с ней в поисках лучшей доли, а лишь те, кто обладал достаточным авторитетом). Вероятно, в 1475 году Софья говорила и с посланником своего брата Андрея — Петро Росо. У Софьи явно был свой круг общения, не всегда пересекавшийся с кругом общения ее мужа. Конечно, Софья в Москве не была эдакой независимой иностранкой, однако по прочтении источников складывается впечатление о ее некоторой обособленности от князя и вообще от русского мира. Безусловно, существовало заметное отличие ее поведения от традиционного образа действий русских великих княгинь и княжон «татарского периода» русской истории.

Размышляя о причинах этого, вспомним, что в Византии императрица считалась самостоятельной носительницей власти. Это нашло отражение в том, что в империи, как уже говорилось, «бракосочетание следовало за коронованием, а не предшествовало ему. Императрица приобщалась всемогуществу вовсе не потому, что она жена императора…». «Августа имела собственное состояние, которым распоряжалась по своему усмотрению, не советуясь с василевсом и даже не предупреждая его…» {476} 476 Диль Ш . Указ. соч. С. 25, 20. Вероятно, Софья реализовывала именно такую модель поведения. Но едва ли она привезла ее с собой в уже готовом виде. Скорее, деспина следовала советам своих греков (того же Юрия Траханиота, который был одно время мажордомом у Фомы Палеолога), имевших более ясную — но, увы, ностальгическую — картину того, какой должна быть правительница сильной державы.

Показателен в этом смысле скандал, разразившийся в великокняжеском дворце в 1484 году, когда Иван III обнаружил, что Софья подарила драгоценности, принадлежавшие его первой супруге Марии Борисовне Тверской, своей племяннице Марии, дочери Андрея Палеолога, а кое-что отдала и самому Андрею. {477} 477 ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 318. Эта ситуация не только обнаруживает независимый характер Софьи, но и представляет собой пример столкновения двух моделей поведения, конфликт двух культур.

То, что Софье и ее окружению казалось совершенно естественным, для Ивана III было почти государственной изменой! И в Византии, и в Западной Европе «жены имели неограниченный контроль над личными вещами, такими как деньги, украшения, одежды и другая „движимость“, составляющая их приданое или унаследованная ими после брака…». {478} 478 История женщин на Западе. Т. 2. С. 277. По мнению же русского князя, супруга просто предала его, «истеряв казну». «Зла жена — лютая печаль, истощение дому», {479} 479 БЛДР. Т. 4. С. 280. — сетовал еще Даниил Заточник.

Гнев Ивана III тогда обрушился не только на саму Софью, но главным образом на ее окружение, в том числе на Марию Андреевну и ее молодого супруга — удельного князя Василия Михайловича Верейского. От неминуемой расправы им пришлось бежать в Литву. {480} 480 ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 318.

Относительная независимость поведения Софьи может объясняться и тем, что значительная часть русского общества не приняла ее, «грекиню» и «римлянку». Это особенно стало проявляться в связи с тем, что конфессиональные различия внутри христианского мира активно использовались московскими книжниками в политической пропаганде. Описывая последний этап борьбы за Новгород (1478), придворные летописцы обвиняли непокорных новгородцев в «латинстве» и стремлении перейти под власть католической Литвы.

Софья была не первой «византийской женой» правителя европейской страны, которую не принял народ. Так, жители Священной Римской империи некогда невзлюбили Феофано — супругу императора Оттона II. «Люди ее времени клеветали на нее за ее… жизнь, порицали чрезмерную привязанность, какую она выказывала своим соотечественникам, укоряли ее за пагубное влияние, какое она имела на своего мужа. Но в особенности видели они в византийке главную совратительницу Германии с пути добродетели…» {481} 481 Диль Ш. Указ. соч. С. 328.