Татьяна Матасова - Софья Палеолог

Борцы с ересью использовали и давно известные цитаты из Священного Писания и творений Отцов Церкви. Так, инок Савва в своем послании «на жидов и на еретики» патетически заключал: «…тма бо есть жидовское учение и любя его во тме ходит, въ свет — въ Христа не верует, иже просвещает всякого человека, грядущего в мир». {643} 643 ЧОИДР. 1902. Кн. 3. Отд. 2. С. 2.

Греки из свиты Софьи оказались в России во время необычайного интеллектуального и эмоционального напряжения, когда русские книжники решали целый комплекс богословских и церковно-устроительных задач. Парадоксально, но факт: византийцы-эмигранты, несколько десятилетий зависевшие от милости католических правителей Италии, в Москве ратовали за чистоту православной веры. Было ли это обычным приспособленчеством, или греков манили мечты о «восстановлении Византии»? Бог весть. Но известно, что к еретикам была близка Елена — вдова старшего сына Ивана III Ивана Молодого. В 1490-е годы отношения между ней и Софьей Палеолог обострились. Для московских греков борьба с еретиками превратилась в борьбу за Софью. Но это — отдельная большая тема, речь о которой пойдет в последней главе. Пока же продолжим рассказ о деятельности греков из окружения Софьи.

Среди греков, приехавших с Софьей в Россию в 1472 году, был и князь Константин Мангупский. Один из родовитых приближенных византийской «царевны», он не участвовал в каких-либо международных делах. Его вообще не интересовало ничего, кроме спасения души через уход в «пустыню».

Константин происходил из греческого рода правителей княжества Феодоро (Мангупа), {645} 645 Карпов С. П. История Трапезундской империи… С. 416. располагавшегося на территории Крыма — византийской Готии. По-видимому, он был сыном князя Алексея, который приходился младшим сыном князю Стефану Гаврасу. Стефан и его старший сын Григорий оставили Феодоро Алексею и в 1399 году приехали служить московским князьям «из вотчины из Судака, да из Каффы, да из Мангупа». {646} 646 Фадеева Т. М., Шапошников А. К. Княжество Феодоро и его князья. Симферополь, 2005. С. 37.

Накануне турецкого нашествия Феодоро представляло собой политически активное государственное образование с высокоразвитой экономикой, культурой и широкими дипломатическими связями. Благополучная ситуация в Феодоро в первой половине XV столетия обеспечила возможность отправить юного княжича Константина в столицу Византийской империи, чтобы он приобщился там к культуре и «большой политике». По-видимому, 29 мая 1453 года, в день взятия города турками, Константин был в столице и оказался среди выживших. В поисках убежища он вошел в круг приближенных Фомы Палеолога и переселился в Морею, а в 1460 году со всем «домом» Фомы перебрался на Корфу, где жил в течение пяти лет. Осенью 1465 года, находясь в окружении Софьи и ее братьев, Константин прибыл в Рим, откуда летом 1472 года в свите невесты Ивана III выехал в Москву. При дворе московского князя он провел десять лет. Об этом периоде его жизни, увы, ничего неизвестно. Вероятно, он поддерживал связи с московскими потомками своего отца и брата — кланом Головиных. Позже в его судьбе наметился серьезный поворот.

В 1482 году Константин покинул Москву и вошел в круг приближенных опального ростовского архиепископа Иоасафа. Через год он стал монахом далекого Ферапонтова монастыря. В иночестве он был наречен Кассианом, в честь подвижника рубежа IV–V веков Кассиана Римлянина. Вероятно, имя было выбрано с учетом римского периода жизни князя. Спустя несколько лет грек покинул белозерские земли и с двумя соработниками — Филаретом и Ефремом — основал пустынь в Угличской земле, при впадении в Волгу речки Учмы. По преданию, Кассиану явился святой Иоанн Предтеча, покровитель мангупских правителей, и указал место будущей обители на небольшом острове.

Известно, что местного удельного князя Андрея Большого — брата Ивана III — связывали с Кассианом добрые отношения. Князь щедро жертвовал на благоустроение обители. На его средства были возведены главный храм монастыря — собор в честь Иоанна Предтечи, а также надвратная церковь в честь святых равноапостольных Константина и Елены. Кроме того, Кассиан был крестным отцом одного из сыновей князя — Дмитрия. Можно думать, что Кассиан тяжело переживал заточение князя Андрея в 1491 году на Казенном дворе Кремля и последовавшее за этим пленение его сыновей. Княжичи Иван и Дмитрий были схвачены в Угличе и заточены в Переяславле-Залесском. В 1493 году Андрей Большой скончался.

Текст Жития преподобного Кассиана, особенно его поздний вариант, обнаруживает сочувствие подвижника Андрею Большому. {647} 647 Каган М. Д. Житие Кассиана Угличского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 1992. Вып. 3. XVII век. Ч. 1. А-З. С. 361–366. Выдвинута даже гипотеза, что это говорит об оппозиционных политических взглядах грека: «Проведя в ближайшем окружении Ивана III около десяти лет и досыта насмотревшись на грубый произвол и беззаконие… Константин, выбрав благоприятный момент всеобщего примирения после победы над татарами, под предлогом неожиданного религиозного порыва добился у Ивана III освобождения от занимаемой должности и был отпущен им в бояре к только что рукоположенному ростовскому владыке Иоасафу… Новоиспеченный боярин архиепископа знал, что Иван III не считается с правом перехода. Гарантию относительной свободы от светской власти предоставлял только уход от мира». {648} 648 См.: Голейзовский Н. К. Начало деятельности Кассиана Учемского по письменным источникам // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2002. 34 (10). С. 26. Но особые политические предпочтения Кассиана не противоречат тому факту, что его подвижничество развивало традиционные начала русского монашества. Кассиан во многом повторял аскетический путь учеников преподобного Сергия.

Несмотря на то что в Житии Кассиана подчеркиваются его знатное происхождение и связь с домом Палеологов, главное внимание уделено богобоязненности и милосердию учемского подвижника. Рассказывая о выборе места для будущей пустыни, автор Жития вложил в уста Кассиана традиционную для русских отшельников ветхозаветную фразу: «…се покой мой, зде вселюся». {649} 649 Жития Игнатия Вологодского, Игнатия Ломского, Герасима Вологодского и Кассиана Учемского. СПб., 2008. С. 123. Нет оснований видеть в этом только клише, хотя литературные шаблоны такого рода, конечно, являются важным элементом житий преподобных. {650} 650 Руди Т. Р. Пустынножители Древней Руси (из истории агиографической топики) // Русская агиография: Исследования. Материалы. Публикации. Вып. 2 / Под ред. Т. Р. Руди и С. А. Семячко. СПб., 2011. С. 530. Приведенные выше слова из 131-го псалма вслед за царем Давидом произносили и Кирилл Белозерский, и Павел Обнорский, и Савватий Соловецкий, и другие русские святые, подвигами которых созидалась Северная Фиваида. {651} 651 БЛДР. Т. 7. С. 150; Жития Павла Обнорского и Сергия Нуромского / Ред. С. А. Гердта. СПб., 2005. С. 81; Минеева С. В. Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI–XVIII вв.) М., 2001. Т. 2. Тексты. С. 10.