Татьяна Матасова - Софья Палеолог

Найти достойного супруга любимой дочери — задача не из простых. Решая подобные вопросы, средневековые правители ориентировались не на личные качества жениха и даже не на его богатство. Главным критерием была государственная необходимость. Какой брачный союз был полезен Москве в середине 1490-х годов?

Период с 1487 до 1494 года был ознаменован чередой пограничных конфликтов между Русским государством и Великим княжеством Литовским, хотя официально противоборствующие стороны не объявляли друг другу войны. Эта «странная война», как ее называют исследователи, была обусловлена территориальными притязаниями московского князя к Литве, восточные области которой были населены в основном православными. Эти земли прежде входили в состав Древнерусского государства и воспринимались на Руси как исконно русские. Нередки были случаи перехода на московскую службу местных православных князей, что означало присоединение их земель к России. С последним в Литве мириться не хотели.

Великий князь Литовский Александр Ягеллончик (сын польского короля и великого князя Литовского Казимира IV) еще в 1492 году решил жениться на дочери Ивана III и погасить этим давнюю распрю. Не стоит видеть в этом жесте «добродушие» западного соседа: он хотел, чтобы постоянное присутствие дочери Ивана III в Вильно гарантировало нейтралитет Москвы в отношении литовских земель. Княжна должна была стать своего рода почетной политической заложницей. Ивана III заинтересовало предложение Александра, поскольку великий князь Московский также рассчитывал, что этот брак может заставить западного соседа более лояльно отнестись к «праву отъезда» православных землевладельцев Литвы.

Смотрины невесты и обручение состоялись в Москве 6 февраля 1494 года. Жених в Москву не приехал, его представлял жмудский староста Станислав Янович, возглавлявший большое и пышное посольство. {783} 783 СИРИО. СПб., 1882. Т. 35. С. 161. В ходе обручения княжна-невеста обменялась с паном Станиславом перстнями (о которых, в отличие от ситуации 1472 года, позаботились заранее) и крестами на золотых цепях. Оставалось ждать специального посольства из Литвы, которое должно было забрать невесту на венчание в Вильно.

Предсвадебные хлопоты не могли не напомнить Софье о ее собственном замужестве, о ее страхах и переживаниях. Ее любимая первеница тоже должна была навсегда оставить всё, к чему привыкла с детства. У Софьи болело сердце за будущее Елены. Как никто другой, она понимала, сколь непросто будет ее дочери войти в семью жениха, наладить отношения с его окружением, а главное — преодолеть трудности, которые неизбежно возникнут в связи с различием вероисповеданий жениха и невесты. Софья не понаслышке знала о непримиримой позиции католиков в отношении православных. Но великая княгиня, как и прежде, не принимала решений {784} 784 Встречающиеся в научной литературе утверждения о том, что Софья была одним из инициаторов брака Елены и Александра, не находят подтверждения в источниках. См. ниже. и не имела возможности уберечь Елену от грядущих печалей. Матери оставалось лишь горячо молиться о дочери у святых образов.

Дело с заключением брачного союза, однако, застопорилось. В ходе дальнейшего обмена посольствами выяснилось, что получить гарантии сохранения за Еленой православной веры после брака — на чем настаивал Иван III — не так-то просто. Первый вариант грамоты, которую хотел отправить Александр Казимирович Ивану III для ратификации, содержал фразу о том, что «коли похочет (Елена. — Т. М .) своею волею приступити к римскому закону, то ей воля». {785} 785 СИРИО. Т. 35. С. 143. Подобный документ Иван III принять не мог, поскольку именно «защиты православия» (то есть своих интересов) он желал, отправляя дочь к «латинянам». Как это обыкновенно бывало в Средневековье, политические претензии нередко облекались в религиозные одежды. Более того, религиозные чувства были подчас неотделимы от политических предпочтений.

Позже московские дипломаты С. И. Ряполовский, В. И. Патрикеев и Ф. В. Курицын добились исключения из грамоты фразы о «воле» Елены. Удалось также получить обещание, что венчание пройдет с участием православного духовенства и, более того, молитвы над невестой будет читать не «латинский», а «греческий» (в данном случае православный) священник. Подготовка к свадьбе продолжилась.

Почти через год после обручения, в начале января 1495 года, за Еленой прибыло большое литовское посольство. 13 января в Благовещенском соборе была отслужена торжественная литургия, после которой Иван III и Софья при большом стечении народа посадили Елену в богато украшенную «тапкану» (возок). Сохранилось описание «тапканы». Она была «поволочена сукном ипским (из города Ипр во Фландрии. — Т. М .) черленым (темно-красным, малиновым. — Т. М .), а под сукном подложена соболми… А в тапкану два зголовья: одно — камка венедицкая на зелене жолть, а другое — камка червчята венедицкая, да три ковры, да постелка хвосты собольи да бархат червчят гладкой бурской (из города Бруссы в Малой Азии. — Т. М .), по чему княжне великои выити ис тапканы против великого князя (Александра. — Т. М .)». {786} 786 Хорошкевич А. Л. Из истории дворцового делопроизводства конца XV в.: Опись приданого великой княжны Елены Ивановны 1495 г. (Публикация источника) // Советские архивы. 1984. № 5. С. 33.

Невеста отправилась в дальний путь в сопровождении не только литовских представителей, но и нескольких десятков русских аристократов и их семей (всего около восьмидесяти человек). В Литву Елена везла богатое приданое, состоявшее из мехов («20 сороков соболей да 20 000 белки, да 2000 горностаев…»), а также из множества драгоценных тканей разного цвета и фактуры: шелка, атласы (шелковая гладкая блестящая ткань), разные виды тафты (гладкая шелковая ткань полотняного плетения), бархата и камки (шелковая ткань с выработанным узором, обыкновенно однотонная). {787} 787 Там же. Наверняка главную роль в собирании этого приданого играла Софья. В приданое также входили драгоценная посуда и иконы. Среди последних — те, которыми благословляли жениха и невесту Иван и Софья. Великий князь благословлял Елену богато украшенным образом Богородицы с Младенцем, Софья же благословила дочь «образом Спасовым на лале (рубине. — Т. М .), а в ней 4 лалы да 2 яхонта да 8 зерен гурмызских (крупных жемчужин из иранского Ормуза. — Т. М .)». Родители проводили дочь до села Дорогомилова, где Иван III вручил ей «рог из новых рогов, окован серебром, позолочен, да горшок серебрен, венец у него писан и золочен». Мать надела на палец Елене «жиковину (перстень с печатью. — Т. М .) золоту, а в ней яхонт да сем зерен жемчугу гурмызского». {788} 788 Там же.