Александр Исбах - Женщина в Гражданской войне [Эпизоды борьбы на Северном Кавказе в 1917-1920 гг.]

— Ну, что ж, — непонимающе передернула она плечами. — Я же не бегу. Мне просто хочется покурить. Разве это преступление?

— Идите вперед, — резко сказал он. Я не маленький, чтобы надо мной смеяться.

Они возвращались через парадный подъезд. Их с удивлением рассматривали служители, швейцар и офицер, который спускался по лестнице.

Ксения шла, слегка улыбаясь, и никому не могло придти в голову, что несколько минут тому назад рухнул один из планов ее побега.

В двери снова щелкнул замок.

Слышно было, как в коридоре на кого-то громко кричали, взад и вперед бегали люди.

Кто-то звонко приказал: «Позвоните генералу Петренко!»

Ксения чувствовала огромный упадок сил. Теперь надо было придумывать что-то новое.

В коридоре послышались шаги.

— Пожалуйте на допрос, — остановился в дверях начальник караула.

«Надо оттянуть решение», — думала Ксения, подходя к комнате следователя.

За столом сидели офицеры, лампа в синем абажуре затемняла их лица.

Ксения подошла к столу и, не дожидаясь приглашения, присела; ее видно было со всех сторон.

— Имя, отчество, фамилия? — привычно задавал вопрос полный офицер со светлыми усиками, подстриженными по-английски, и с орденом на груди.

Ксения чувствовала на себе любопытные взгляды и спокойно разглядывала офицеров.

— Вы, кажется, дочь сенатора Карташевского? — слегка картавя, спросил следователь.

Ксения молча кивнула головой.

— И жена известного анархиста Александра Ге?

— Да, — ответила она, пристально глядя ему в глаза, — Александра Ге, которого вы вчера без суда зарубили в степи.

Следователь опустил глаза, точно не слышал ответа.

— Вы коммунистка? — в упор поставил он вопрос.

— Да, коммунистка.

— Давно?

— С семнадцатого года.

— Я не пойму, — слегка насмешливо поморщился следователь. — Дочь сенатора Карташевского, получившая блестящее светское образование, знающая несколько языков и музыку, связалась с людьми, которые разрушают все устои, губят родину! — повышал он голос. — Как вам не стыдно пачкать имя отца?

Ксения почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.

— А мне стыдно за вас, — с трудом сдерживаясь, перебила она его. — Человек интеллигентный, а занимаетесь жандармскими обязанностями.

— Это уж слишком, — подскочил на стуле следователь. — Вы забываетесь.

Он сердито поправлял соскочившее с носа пенсне.

— Когда ваш муж уехал за границу? — вдруг переменил он тон и предупредительно предложил папиросу.

— Он эмигрировал туда еще задолго до войны. В России он играл большую роль в студенческих кружках до тех пор, пока ему не пришлось скрыться.

— Это верно, что вы прятали в доме вашего отца нелегальную литературу, когда еще были гимназисткой? — задал вопрос пожилой военный, сидящий рядом со следователем.

Ксения удивленно посмотрела на него.

— Я петербуржец, — пояснил он, — и когда-то знакомился с вашим делом. — Вы, кажется, бежали из дому в Швейцарию к Александру Ге?

— Да, — сказала она, — по-видимому, вы и тогда работали в этой самой области.

— На что вы там жили? — спросил следователь. — Ваш отец помогал вам?

Она, улыбаясь, передернула плечами. Зачем она рассказывала этим людям об Александре? Нужно ли это? И сразу решила: «Конечно, нужно. Пусть все знают о нем».

— Стирала, шила, ходила на поденщину, — продолжала она. — Ге занимался всяким ремеслом: был переплетчиком, плотником, даже письмоносцем. Он работал там вместе с большевиками: сколько брошюр и листовок проходило через его руки! Я думаю, что при обысках вы находили литературу, которую мы отсылали в Россию.

— Мне жалко вас, — вздохнул следователь. — Такая красивая женщина и загубила свою молодость.

— Видимо, у нас разные вкусы, — засмеялась Ксения.

— Вы напрасно смеетесь, — прервал ее следователь. — Вам предъявлены очень тяжелые обвинения. Вы были членом ЧК. Не думайте, что у нас нет сведений. При первом налете генерала Шкуро вы мобилизовали на фронт всех женщин. Значит, вы играли не последнюю роль?

— Это еще ни о чем не говорит. Как вы не понимаете, что мобилизовать всех женщин нельзя. Они пошли сами, потому что не хотели допустить сюда вас. А вы уверены в том, что народ сидел и с радостью ожидал вашею прихода?

— А что вы скажете о драгоценностях, которые при обыске вы присваивали себе?

— Драгоценности? — громко засмеялась Ксения. — Почему же вы их не нашли при обыске?

Следователь долго молчал и нервно стучал по столу пальцами.

— Вы напрасно шутите, — наконец сказал он. — Или вы не понимаете своего положения? Вас могут расстрелять, если вы не одумаетесь. Надо прямо отвечать на поставленные вопросы.

— Я думаю, что вам нет смысла меня расстреливать, — медленно ответила Ксения. — Может быть, я смогу вам пригодиться?

Следователь с довольным видом откинулся в кресле.

— Ну, вот это совсем другой разговор, — улыбнулся он. — Вы можете себя спасти только одним.

Он оперся грудью о стол и слегка понизил голос:

— В ЧК были привлечены некоторые бывшие офицеры. У вас работал кое-кто из здешних жителей. Я гарантирую вам жизнь, если вы назовете их имена.

Ей хотелось вскочить и звонко ударить улыбающееся, наглое лицо. Нет, она их проучит иначе.

— У меня очень плохая память, — медленно сказала она.

— Постарайтесь, ради вашего ребенка, — убеждал он. — Кто чаще всего к вам заходил? Вы не бойтесь, это останется между нами.

Она сосредоточенно сдвинула брови и, казалось, что-то вспоминала.

— Ах да, — точно что-то припомнив, поднялась она со стула и поймало на себе радостные торжествующие взгляды. — Чаще всего был один. Такой маленький, жалкий. Генерал Петренко.

— Это уже издевательство! — с бешенством крикнул следователь и, вскочив со стула, уронил его на пол.

— Вы думаете, что это вам пройдет даром? Увести! — кивнул головой он страже.

За окном стояла ночь. Ксения испуганно прислушивалась. Кажется, где-то далеко закричал ребенок. Может быть, ему хуже? Может быть, он зовет ее?

Она присела на кровать, опустила голову на руки и так без движения просидела до утра.

Вечером ее снова вызвали на допрос.

В комнате следователя было много народу. Чувствовалась напряженная обстановка. Ксению предупредительно пропустили вперед, предложили стул, и во всей этой вежливости и некоторой суетливости она почувствовала что-то недоброе.

— Вы ничего не можете добавить к тому, что говорили? — спросил ее пожилой полковник.

Она молча покачала головой.

В комнате наступило молчание. Ксения видела, как полковник перебирал пачку бумаг, потом долго откашливался, и, когда он начал читать, она поняла, что это уже приговор.

Монотонный голос напоминал жужжание шмеля.