Мари-Даниель де Корберон - Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II

Великая княгиня ведет себя лучше, чем наша королева [184] Мария-Антуанета, выйдя замуж в мае 1770 г., родила первого ребенка только в 1778 г., да и то девочку. Первый сын у нее родился в 1781 г. : сегодня, в 9 часов утра, она родила сына, которого назвали Константином. Вот имя, возбуждающее толки в среде политиков; думают, что Императрица предназначила своего второго внука к тому, чтобы восстановить печальной памяти Византийскую империю, рухнувшую в 1453 г. при Константине Палеологе. Романтические идеи здесь в большом ходу. Роды великой княгини были вполне благополучны. В полночь она почувствовала боли, которые к утру прошли; так что дали ей время написать письмо к Панину и позавтракать. В восемь часов они возобновились, а в девять великая княгиня уже родила.

Воскресенье, 9.— К брату.

Сегодня был во дворце прием — поздравляли Императрицу и великого князя. Я тоже ездил, а так как еще утром получил записку от де-ля-Тейссоньера, в которой он сообщает, что говорил обо мне с князем, и что мне бы следовало поговорить с ним самому, то я и решил остаться в Царском Селе.

Провел ночь в трактире, на диване, и не мог сомкнуть глаз, потому что в соседней комнате, с 9 ч. вечера до 10 утра, шла игра на биллиарде.

Понедельник, 10.— К брату.

В одиннадцать часов утра отправился к князю Потемкину, который принял меня наедине и спросил, чем может служить. Я отвечал, что являюсь поздравить его с рождением великого князя Константина, затем поблагодарил за хороший отзыв на мой счет, с де-ля-Тейссоньером. На это он тотчас же отвечал: «Императрица была бы довольна, если бы вы остались здесь, но есть маленькое препятствие — говорят, что к нам назначат д'Антрэга». Я отвечал, что не думаю этого, и что если Императрица захочет, то все устроится. «Она-то этого хочет», сказал князь, и затем, помолчав немного, прибавил: «Поговорите с Паниным и пусть он мне доложит». — Прикажете сказать ему это от вашего имени? — Нет, так не годится, пусть он доложит по вашей просьбе, только не теряйте времени.

От князя я прямо отправился к Панину и, поздравив его с разрешением великой княгини, сказал: — Вы всегда были так добры ко мне, граф, что я решаюсь быть с вами вполне откровенным. Совместная с вашим сиятельством работа, которую я веду с некоторых пор, до такой степени мне приятна, что я желал бы продолжить таким образом и далее. Если правда, что маркиз де-Жюинье решил остаться во Франции, то я с большим бы удовольствием занял его место. До настоящего времени я не смел выразить этого желания из деликатности по отношению к маркизу, так как не знал его намерений, но раз они выяснились, и если Императрице будет угодно… Граф прервал меня, сказав, что маркиз положительно не вернется. — Здоровье его плохо, да ведь он уж и стар? — Ему пятьдесят три года, — отвечал я. — Ну, пожалуй и за шестьдесят, — сказал граф улыбаясь. — Едва ли; в 1775 г. ему было сорок девять… — Поверьте, за шестьдесят; он не любит поминать о своих годах, но мне сообщил это Лясси [185] Панин ошибается, маркизу действительно было тогда 52 года. . Буду очень рад, если ваше назначение состоится и поговорю об этом с Императрицей, которая вас очень уважает. Вообще ваша манера вести дела делает вам честь и Ее Величество намерена особенным образом выразить вам свое удовольствие. — Я отвечал, что счастлив работать при таких условиях, и прибавил: — говорят однакоже, что сюда назначается д'Антрэг. — Это только предположение, — отвечал граф, — будьте уверены, что мы желали бы иметь дело с вами, так как знаем вас и привыкли к вашей манере работать.

Затем я ушел от Панина, заручившись самыми любезными обещаниями [186] Которых он, по своей беспечности, не исполнил. Он не написал во Францию о желании Императрицы оставить де-Корберона в Петербурге и потому прислали маркиза де-Верак. .

Опять надо было отправляться к Князю. Подождав его довольно долго, я узнал что он садится обедать и хотел было уйти, как вдруг он велел меня позвать. «Ну что, были вы у Панина?». спросил он. — Был, ваша светлость, он меня принял очень хорошо и обещал доложить Императрице. — Ну, значит дело сделано, если только Панин напишет во Францию, вы знаете как он ленив. — Если вам, князь, будет угодно, и если Императрица прикажет… — Императрица ничего лучшего не желает; дело кончено, прибавил князь, будете покойны». Я поблагодарил и затем мы стали говорить о гравюрах и рисунках.

От редакции: Шевалье де-Корберон продолжал вести свой дневник до 15 мая 1779 г., но последние его листки, как не представляющие интереса для публики вообще, не помещены и во французском издании, в котором дневник возобновился только с июля 1780 г. Мы же, с своей стороны, берем из этого продолжения лишь некоторые письма, так как остальные, будучи посвящены чисто личным делам де-Корберона и отношениям друг к другу членов французского посольства, не представляют интереса для публики русской.

Между прочим следует заметить, что ожидания де-Корберона не сбылись: французским посланником в Петербурге был назначен не он, а старый его знакомый, по Касселю, маркиз де-Верак приехавший сюда 4-го июля 1780 г. В октябре 1780 г. шевалье де-Корберон, назначенный посланником в Цвейбрикене, вернулся во Францию.

Пятница, 11.— К брату.

Сегодня я нарочно остался в городе чтобы осмотреть Манежный двор и Мраморный Дворец, построенный князем Орловым, которому, кажется, не привелось в нем жить. Этот дворец снаружи очень красив. Фасадом он выходит на маленький дворик с садиком, сжатый между двумя неровными крыльями здания и, по своим миниатюрным размерам, неподходящий к такому большому строению. Одно из крыльев дворца теряется вдоль берега Невы и прорезано множеством окон, между которыми помещены мраморные пилястры. Внутреннее расположение комнат удивительно неудачно. Главная лестница не дурна, но кажется очень тяжелою благодаря узости ступеней и тесной клетке. В стенах последней сделаны ниши, в которых размещены весьма плохие мраморные статуи, работы француза Фаландэ (Phalandes), ученика Фальконэ, и немца Фукса. Первые несколько получше. Рамы в окнах медные, весом по девяносто пудов, а каждое стекло стоит 28 рублей.

Затем я переехал, на лодке, на противоположную сторону реки, где осмотрел крепость, стоявшую на острове. Она занимает очень большое пространство, среди которого стоит церковь, вмещающая гробницы Петра I, Екатерины I, Елизаветы. Гробницы эти каменные и очень простые. Сама церковь недурна; над нею возвышается шпиц с шаром на вершине, на котором поставлен ангел и все сплошь вызолочено. Трудно понять каким образом можно было установить там фигуру. Говорят, что тот, кто догадался как это сделать и смело выполнил свой план, был вознагражден четырьмястами рублей.