Тьери Шеврие - Путешественник из провинции Бос

Под воздействием легкого ветра воздушный шар полетел в сторону равнины на высоте примерно ста метров, и мы, окрепшие за каникулы школьники, не отставая, бежали за ним. Вид воздушного шара, расписанного яркими и диковинными изображениями, вызвал панический страх у женщин, убиравших с полей траву.

Мне кажется, что я еще слышу их пронзительные крики, вижу, как они в ужасе машут руками и бегут сломя голову, так что в вихре этого бегства смешались сорванные белые чепцы и развевающиеся синие юбки. Вскоре шар выпустил воздух и медленно упал среди перепуганных беглянок. Одна кумушка, посмелее и к тому же ободренная нашим присутствием, но все еще бледная, несмотря на темноту загара, настолько расхрабрилась, что приблизилась к чудовищу, потрясая своим серпом.

Я собирался защитить безобидный аппарат от ее яростного наскока, но кошка, погребенная под грудой бумаги из упавшего шара, принялась отчаянно мяукать и шипеть с той неподражаемой интонацией, которая столь свойственна ее разгневанным сородичам. При неожиданном вмешательстве четвероногого все женщины бросились врассыпную и уже совсем обезумели от страха, когда кошка, сумев разодрать когтями оболочку упавшего шара, выскочила из-под груды лоскутов и помчалась по равнине.

Одна из этих несчастных даже заболела. В тот вечер вся деревушка Экренны была в волнении; добрые женщины рассказывали каждому встречному и поперечному, что они видели самого “удуэра”! Это местное словечко, незнакомое, конечно, Французской академии, я осмелюсь перевести как “гном”, “привидение”, “нечистый дух”, “домовой”».

Другие воспоминания Буссенара касаются охоты, бывшей, очевидно, его излюбленным досугом. Так, из сочинения «Охота для всех» (1886) мы узнаём, что первой собакой Буссенара была французская легавая по кличке Флора. Именно она 1 сентября 1864 г. (как раз в год истории с «удуэром») принесла ему в зубах первого зайца. Незабываемое впечатление! Три года спустя вновь встречаем нашего героя в роли, прекрасно передающей его гордый характер:

«Если память мне не изменяет, это случилось в 1867 г., словом, давным-давно. Я ранил зайца, за которым погналась моя верная Флора. Вскоре собака и дичь скрылись за холмом. Я, в свою очередь, помчался за ними со всех ног. За десять минут я добежал до вершины холма, откуда была видна вся местность. Вообразите мое разочарование, когда я увидел, что моя собака, опустив хвост, с жалким видом медленно возвращается ко мне. Зайца — ни слуху ни духу. В трехстах метрах от нас какой-то крестьянин пахал поле на трех лошадях, запряженных в тяжелый плуг, каким пашут в провинции Бос. Я подошел к нему.

— Вы ищете своего зайца, — сказал он мне, когда я был уже рядом.

— Да, я ищу раненого зайца, — ответил я.

— А, ну-ну… Он, должно быть, уже далеко, если все еще бежит!.. Правду сказать, сдается мне, он ранен не больше, чем вы или я.

У моего собеседника был какой-то странный вид. Когда я посмотрел ему прямо в лицо, в упор, мне показалось, что он покраснел. Не сказав больше ни слова, я направился к его тулупу, небрежно брошенному на землю, и пинком ноги приподнял его. Ничего! Крестьянин рассмеялся.

— Ведь не думаете же вы, что я его взял, — сказал он с такой издевкой, что мне захотелось дать ему затрещину.

Не говоря ни слова, я собрался продолжать поиски, полагая, что подлюга спрятал зайца где-нибудь в борозде, когда (представьте мое удивление!) вдруг увидел, что Флора делает стойку… у плуга.

— Аппорт! — крикнул я радостно.

Славное животное тотчас же принялось скрести землю под отвалом, в растворе которого торчал большой ком земли. Оно почти сразу же отрыло великолепного зайца, спрятанного в этом своеобразном тайнике, где мне и в голову не пришло бы его искать.

Когда Флора, как собака никогда и ни в чем не отказывающая своему хозяину, схватила тушку зайца и хотела мне ее принести, крестьянин поднял длинную палку, которой местные земледельцы прочищают плуги.

— Этот заяц — мой, — прорычал он. — Я прибью вашу псину, если она его не оставит, а потом съезжу вам… по морде.

В подкрепление своих слов он размахнулся и что было мочи обрушил на бедную собаку удар пятифутовой дубины. К счастью, Флора уклонилась от удара, иначе он раздробил бы ей голову.

Не знаю, как это произошло, но я мгновенно отбросил ружье и ягдташ и схватил крестьянина одной рукой за руку, державшую палку, а другой — за горло. Я его обезоружил, разломал пополам его дубину, а затем принялся колотить обидчика изо всех сил; такой урок никогда не забывается ни тем, кто его преподал, ни тем, кого проучили.

Я остановился только тогда, когда этот здоровенный детина запросил пощады. Видимо, он рассчитывал легко справиться с девятнадцатилетним юношей; теперь у него сложилось, вероятно, иное мнение об университетском образовании, которое при случае способно соединять основы философии с принципами французского бокса.

После полученной им изрядной взбучки я уже не мог на него сердиться. Широким жестом я вынул из кармана пятифранковую монету и вложил ее в руку крестьянина, удивленного такой неожиданной щедростью не менее, чем заработанной внушительной трепкой.

— Вот вам за синяки, — сказал я как бы на прощанье, подобрав совсем еще теплого зайца. Позднее я вновь встречался с этим ворюгой. Мы стали закадычными друзьями, а поскольку он был опытным браконьером, я получил от него ценные сведения, которые опубликую в свое время…»

В пансионе Борьё Буссенар познакомился с двумя лицеистами, которые впоследствии тоже стали в некотором роде известными. Первый из них — Амеде Бове, написавший, по мнению Жоржа Дюрана, полную юмора книгу о языке под названием «Ошибки Французской академии». Увы, мы не нашли и следа этого произведения в каталоге Национальной библиотеки [6] В библиотеке есть его трехактная комедия в стихах «Арманда» (Питивье, 1872), «Эссе о месте некоторых слов» (Бордо, 1897) и любопытная «Памятка об автоматической системе предупреждения для избежания столкновения двух поездов» (Питивье, 1881). . Намного лучше мы знаем другого соученика Буссенара по имени Палма Гурдон; он прославился в боевых действиях под командованием адмирала Курбе на Дальнем Востоке, где торпедировал в 1885 г. в Шей-Пу два китайских судна.

Буссенар, сохранивший контакт с Палмой Гурдоном, опубликовал в сентябре 1897 г. в «Журнале путешествий» статью, подробно рассказав в ней о подвигах своего друга, тогда лишь только капитана, в Китайском море [7] Буссенар Л. Торпедоносцы адмирала Курбе: морская слава Франции // Журнал путешествий. 1897. № 41, 42. . Еще и сегодня в музее Питивье в честь Гурдона, ставшего к концу своей карьеры вице-адмиралом, командующим Средиземноморской эскадрой, имеется прекрасно оформленный раздел, где выставлены его портреты, награды, парадная форма, бинокль и секстант, а также его великолепная шпага.