Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

8 октября. Кировоград. «Дорогой М. М.! Итак — Кировоград. Жизнь здесь понемногу налаживается. Музицирую направо и налево и очень занят. Теперь уж музыка стала моей окончательной специальностью, и я этим очень удовлетворен. А зря я ушел из Рудянки. Сейчас бы получил командировку в Москву. Теперь же это уже неизвестно, когда будет.

В ноябре прибавляется еще мое семейство, а еще у нас ничего не приготовлено и не знаю, с чего начинать. Жена говорит, надо в первую очередь большой таз, а по-моему, пеленки и какую-то кроватку.

Желаю Вам, дорогой и лучший друг, покоя, сил и здоровья. Сергей Коншин».

Октябрь. Поленова. «Очень обрадовалась Вашему письмецу, дорогой М. М. Я это время часто Вас вспоминала и хотела написать, но письмом не заменишь беседы, полной уюта и теплоты. О пенициллине расскажу при свидании, а о свидании мечтаю, когда выпадет снег и станет река — тогда: "не велеть ли в санки кобылку бурую запречь", — и прислать за Вами? Может быть, Катерина-санница путь накатает. Письмо Ваше шло до меня десять дней. В Париже, бывало, я получала на четвертый день.

Я это время много работала. Одна тема очень интересная, это совершенно нетронутая и мало освещенная эпоха — начала упадка в передвижничестве, метания молодежи в поисках новых путей и начало соблазнов с Запада, начало декаданса. Все это отражено в переписках, в живых словах, пережито, выстрадано, кем-то потеряно, кем-то найдено. Очень было увлекательно вытащить эту темную страницу на свет.

Никитенко я читала, пользовалась им и многое люблю. Очень сильно начало, как он выбивается из рабства. Люблю все, что о Бородине и Поленовых. Особенно хороша Елена Матвеевна Бороздина, мачеха моего деда, которая приняла пятерых птенцов сиротливого гнезда как своих родных, и внесла столько теплоты в их жизнь, что они прожили счастливые годы детства и юности. Очень люблю их богомолье к Троице. Так живо написано.

Будьте здоровы. Очень буду рада Вас повидать. Е.Сахарова».

На ноябрьские праздники я уехал в Москву. Анюшка писала мне перед этим: «Не приезжать, когда можно приехать? Ну, разве это можно! Конечно, дорога страшная, но я так хочу, чтобы ты приехал. Мы не будем никуда выходить, а будем звать гостей к себе и дома слушать музыку. Привезли изумительное пианино — звучное, мелодичное. А ты приезжай, приезжай непременно». За многие годы старики — Аня и Саввич — жили без молодого поколения, одни. И жили очень мирно, за многие годы только для себя. День оба работали, вечерами раскладывали пасьянс, читали, иногда шли куда-либо в гости. Писали своим в Дрезден, ожидали писем от них. Они, несомненно, оба отдыхали, и было приятно быть в их дружном обществе — они оба будто расцвели. Жизнь у Ирины на чужбине была и сложна, и трудна. Недаром наше время — «стальное время». Это выражение я слышал недавно, как противовес времени «фарфоровому», бывшему когда-то. Конечно, это беспокоило «стариков», держало их на стороже, а все же они отдыхали.

19 ноября. «Мишенька, родной! Вот уж вторая неделя, как ты уехал из Москвы, а все еще не соберу себя, не налажу жизнь так, чтобы она ровно и покойно вошла в свое русло. Прихварывает все время отец, не здоров и не болен… У меня была большая срочная работа на машинке для него. Беспокоюсь, конечно, за своих. Словом, жизнь полна. Пиши чаще. Аня».

20 ноября. Москва. «Дорогой М. М.! Что же, говорят, Вы были в Москве, а к нам не заглянули. Почему? Очень нас вы этим огорчили.

Комната Константина Николаевича не тронута, и все вещи по-прежнему разложены по местам. Все очень тяжело. Ввели нас в наследство, но рушить не хочется. Как будто, дядя Костя уехал. Все так же тяжело, а жизнь с ее мелочами и заботами не остановилась. Приходят ученики, просят помощи старушки и т. д. На могиле стало сейчас пусто, положили там елочки. Недавно нашли в вещах К. Н. коробочку — в ней земля и подпись: "Бросить в могилу, когда умру. К.Игумнов". Записка написана, по-видимому, давно, так как с твердым знаком. Вырыла я в могиле ямочку и землю высыпала туда. Жаль, что никто не знал об этом раньше.

Всего Вам хорошего. Ваша Нина Ушакова».

26 ноября. Загорск. «Милый М. М.! Должна сообщить Вам об очень грустном и тяжелом для меня — о смерти С.В.Олсуфьевой. Я знаю об этом уже месяца полтора, не писала же Вам оттого, что ее родные, проговорившись мне нечаянно, не велели никому говорить.

Умерла она в лагере. Господь взял ее к Себе, и ей, конечно, лучше, что она умерла. Нам только жаль ее терять. Возврат же ее домой был бы очень печален. Мне ее всегда недоставало, и я остро чувствую ее отсутствие из своей жизни. Бог помог мне увидать духовника Софьи Владимировны, которого она очень любила. Он ее записал в памянник, и ее будут каждый день поминать за упокой, что меня очень утешает. В церкви ее очень любили и чтили. Т.Розанова».

5 декабря. «Дорогой мой бесценный друг! Москва у меня в нереальных мечтах, но хорошие мечты часто сбываются, и может быть, суждено сбыться и этим. Кировоград для моей музыкальной работы оказался очень удачен. В любом другом месте, ближе к Москве, я был бы ноль…

Читали ли Вы переписку П.И.Чайковского с фон Мекк? Я ею сейчас увлечен. Я нахожусь в очень дружественной переписке с племянником П. И. — Юрием Львовичем Давыдовым. Он был когда-то на Колыме, где мы с ним и познакомились на музыкальном поприще и подружились. Сейчас он хранитель дома-музея Чайковского в Клину. Ему уже 75 лет, но еще бодр. В переписке его Чайковский часто поминает, как очаровательного племянника Юру. Тот самый Давыдов, который пленял своим тенором в Мариинском театре, но который он скоро сорвал. В Магадане он участвовал во всех наших концертах, изумляя школой и культурой.

Ах, как тянет меня к Вам и как приятно предвкушение этой поездки и встречи с Вами! Хорошо, что ходит автобус Серпухов — Таруса, но я бы это расстояние и не задумался сделать пешком. С наслаждением бы вдохнул воздух соснового бора и окских лугов. Ну, а пока что вдыхаю кировоградский воздух, насыщенный газами и копотью. Здесь нечем дышать и опасно для легких.

Как всегда, крепко целую, люблю и всегда помню. С.Коншин».

7 декабря. «Мишенька, родной! Первый день нет сегодня дождя. Все время ужасная погода. Сегодня Екатерины. Утром сходила в церковь. Отстояла панихиду. Помолилась "об умерших и живых", попросила прощения за все, за все и поблагодарила за все, что есть.

Живем мы с отцом тихо, иногда ссоримся, иногда понемножку прихварываем. Вечером сегодня надо идти к Кате Вышипан на именины. Трудно выходить вечером, но пойти надо обязательно.

Что ты пишешь мало? Мне очень грустно и скучно, когда ты молчишь.

Жду, жду, когда ты приедешь в отпуск. Аня».

8 декабря. Владимир. «Дорогой М. М.! Вопреки возможным предположениям, я все еще состою в наличии на земле. Живу крайне замкнуто. Ни с кем совершенно не общаюсь. Народу в городе появилось великое множество, но этот народ приводит меня состоянием своих моральных центров в великое изумление. И я счел за благо погрузиться в одиночество. Так лучше… В материальном отношении, как все теперь, живу неважно. Доходы свои все растерял.