Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

Вся моя семья на даче — тишина в моей комнате, разбегаются мысли, и тихая грусть, навеянная воспоминаниями, охватывает меня. Как я люблю эти минуты покоя, которыми не избалован. Как люблю я эти мгновения "отхода" от суеты жизни. Пусть все проходит, но я благодарен и за то, что есть, что проходит… До свидания, мой милый М. М. Посылаю Вам несколько Ваших писем к Константину Николаевичу. Шура Егоров».

Ялта. Никитский сад. Конец июля. «Под всей мишурой и сутолокой жизни существует иная жизнь — в юности мечты, в старости воспоминания, от настоящего бежишь в прошлое… Глядя по вечерам на огоньки Ялты, Ливадии, Алупки до маяка Фороса — Зеленого — мысль моя неизменно переносится к 1928 году. Как давно — и как близко — огоньки рейда до Новой Гаспры, огоньки высоко в горах, пряные ароматы южной флоры и шум ручья, журчавший всю ночь у домика, давшего ночной приют. Как мне хотелось остаться тут… и как вы спешили уехать дальше: "Делать веселое лицо". Такова мудрость жизни… Вот и в Тарусе надо было делать его, а я не сумела… поддалась впечатлениям. А потом, не надо было читать "Вашу жизнь". Я написала Вам по приезде из Тарусы в Ленинград очень горькое и жесткое письмо, но не отправила, но зато и другого за 4 месяца не написала.

На обратной дороге придется несколько часов пробыть в Москве. Ах, если бы сообщение было — заглянула бы в Ваш скит. Перебирайтесь, М. М., в другое место. Цветы всюду разведете.

У меня появился 9-й внук и еще один правнук. Здорово! Другие бы радовались, а мне… грустно. Не хочется умирать, тем более, стареть. Несоответствие это подчас мучительно, но надо делать веселое лицо.

Крепко жму руку. Ваша Н.Вревская».

25 июля. «Дорогой М. М.! Рудянка моя — дыра и страшно бедна. Канифольный завод, вокруг которого зиждется жизнь, очень беден и вечно не выполняет плана. Народ здесь очень некультурный, замкнутый и жадный. Я верчусь здесь по-прежнему как белка в колесе. Работаю в клубе, детсаде, хожу за природными благами — "по грибы и ягоды", бегаю на огород, ухаживаю за ним и пользуюсь кое-какими его дарами. Но все-таки жить можно, и многое зависит от собственной энергии и предприимчивости. Рудянки у меня в плане не было, попал я на нее случайно, и постепенно стану обеими ногами твердо в жизнь. Конечно, очень грустно не доехать до родных краев, но эта перспектива продолжает быть моей отрадной мечтой, которая меня утешает во всех горестях. Особенно сильно хочу видеть Вас. Вы, конечно, понимаете, что только с Вами могу поделиться свободно и откровенно во многом пережитом и разделить свое духовное одиночество.

Итак, мой дорогой друг, мы еще поживем. Дай только Бог здоровья и сил. Сергей Коншин».

21 августа. «Милая Анюшка! Я не очень верю, что ты скоро приедешь. Это дело твое. Лето подходит к концу, и можно до некоторой степени подвести итоги "дачного сезона". Начиная с марта месяца, Таруса дала приют двадцати двум человекам, в том числе Вове с женою и детьми, Ирине с мужем и пасынком, Саввичу, тебе с Марианною и, наконец, целому ряду моих друзей: Вревской, Павловской, Перовской, Татариновой с мужем, и сейчас около меня ютятся Владимир Сергеевич Белов и Игорь Акимович Игнатенко. Музыка у меня каждый день, и превосходная. Белов первоклассный пианист, играет все. Трудностей для него не существует, и при том образован, умен. Он привел и прекрасного скрипача, и теперь у меня звучит не только рояль, но и рояль со скрипкой.

Мое огорчение с сокращением меня на работе закончилось. "Неустранимое последствие войны", как назвали студенты-практиканты нашего главного врача, прислал за мною. По-видимому, ему нагорело. Словом, я снова работаю, а этот эпизод носит характер скверного анекдота.

Ну вот, мой голубчик, бегло обо всем. Напиши мне, как "отъехали" твои — Ирина с семейством — в заграничный вояж. С каким чувством и отношением восприняла свой отъезд Марианна? От Ирины у меня впечатление большой выдержки. Она за эти годы за границей очень "выросла", очень. Миша».

1 сентября. «Москва. Родной мой! Наши уехали. Было много волнений и суеты. Сейчас прихожу немного в себя. А вот уехали, а у меня такая тоска и пустота, что и сказать не могу. Ну, чем я наполню свою жизнь? В Тарусу мне хочется, и отец идет в отпуск, но раньше числа 15-го мы к тебе не попадем.

Христос с тобою, будь здоров и не сердись на нас с отцом. Аня».

14 сентября. Москва. «Дорогой М. МЛ Вчера в консерватории в память Константина Николаевича состоялось открытие мемориальной доски и портрета в классе № 45, где К. Н. работал в течение 49 лет. Церемония прошла очень строго и организованно. Собралось около ста человек профессоров консерватории. После вступительного слова директора консерватории Свешникова открыли мемориальную доску и большой портрет К. Н. Затем сказали слово А.Б.Гольденвейзер, Яков Зак и Мильштейн. После этого были прослушаны пьесы Рубинштейна, Лядова и Чайковского в исполнении К. Н. (запись его последнего концерта). В конце августа мы с Наташей были в Загорске и зашли на кладбище к Володе. Был вечер, заходило солнце, было пустынно и тихо. Многое вспомнилось, и стало так жаль, что в это лето не удалось повидать Вас. Ваш С.Симонов».

16 сентября. «Милая Анюшка! Стоят чудесные осенние дни. В цветнике еще много цветов. Летает паутина "золотого бабьего лета"… Гости мои — Любочка и Игорь Акимович — "чирикают", ходят за грибами и вполне наслаждаются безмятежными днями. А сегодня получил телеграмму от Ивана Ивановича Лаврова о приезде его тоже сюда. Я жду его с интересом, хотя уже и довольно гостей. Люди-то, правда, все хорошие, и гости не плохие, но сейчас время рабочее и усадьбе и дому нужно уделить большое внимание, а его отнимают гости.

Будь здорова, голубушка. Миша».

27 сентября. «Голубчик Анюшка! Я так уверовал в твой приезд, что заказал варенец и настроился на "встречный лад", и вот машина с роялем, с О.В.Перовской, но без тебя. Накрапывал дождик. Я позвал двух соседских подростков, и с ними и шофером внесли. рояль. Тут же его вытерли и поставили на место. Как звучит, не пойму. Звучит он для меня по-новому — из "крикуна стал тихоней". Я похожу, похожу и опять подойду к нему и попробую… Много связано с этим инструментом. 23 года назад был он куплен и многому был свидетелем — хорошему и плохому… И больше всех играл на нем Константин Николаевич.

Вашего приезда с Саввичем жду. Приезжайте. Ты давно не видела осенней природы. Выпадают дни большой красоты. Миша».

В начале октября собрались у меня Аня с Саввичем и Н.Н.Печкин… Прожили что-то около десяти дней. Незабываемые дни! Саввич днями возился на усадьбе, и было отрадно его наблюдать в каких-то хозяйских делах и замыслах… Николай Николаевич или гулял, или читал на усадьбе, а дни стояли тихие и солнечные. Аня что-то хлопотала по дому и вкусно нас кормила. Сходились за едою и вечерами. Было нам в совокупности лет 260. И в этих годах крылась мудрость и умение наслаждаться тишиною, покоем, неторопливою беседою, уютом и теплом жилища. Нас никуда не тянуло, а пережитое всеми нами давало неистощимую тему для беседы. У Николая Николаевича умиленное выражение лица так и не сходило, и часто, часто он говорил: «Батюшки, да как хорошо. Вот сколько лет не отдыхал так.