Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

Прощайте, дорогой, старый и любимый друг. Н.Печкин».

29 марта. «Милая Анюшка! Радуюсь вестям хорошим об Ирине. Ах, если бы этот брак с Александром Александровичем обернулся счастливо. Создалась бы крепкая, настоящая семья! Ничего другого не желаю для Ирины. Это самое главное в ее возрасте и состоянии. Напиши ей приглашение в Тарусу. Пора ей пожить с нами, а не то спохватится, да поздно будет.

Мое здоровье выправилось. Полежал, помылся, почитал, поработал, и все стало на свое место. А с первым пароходом и тебя жду — это вернет мне энергию и бодрость. А тебе надо понюхать нарциссы, послушать болтовню скворцов и посмотреть на Окское море. Нам, гарикам, надо ценить все это. Пожалуйста, приезжай.

Меня все спрашивают, почему я не поехал на похороны К. Н.? Я не поехал не "по дороге", а не хотел. Лучше. Не мог видеть его мертвым. И после твоего описания — как он не был похож на себя, — чувствую, что верно мне подсказал инстинкт — не ехать. Уже при жизни, как я и говорил тебе, болезнь его так изменила, что он уже не походил на себя… Он умирал в "ложном окружении". Все окружающие его интеллигенты делали вид, что болезнь его вовсе не болезнь, что это эпизод перед санаторием в Барвихе и что жизнь будет катиться и дальше так, как она шла. А разрушение, страшное, двигалось вперед, и смерть наступила неожиданно быстро, это, должно быть, и создало то выражение его лица, которое тебя поразило… Думаю о нем беспрерывно с горечью и тоскою, и недоумением. Недоумением перед тем, как проста и строга жизнь, и как этого мы не понимаем и никогда не поймем… И мне грустно сейчас и одиноко. Миша».

Тула. «Дорогой М. М.! Примите от меня самое глубокое сочувствие по поводу кончины К. Н… У вас есть утешение: последнее лето он душою и телом отдохнул у Вас. Вы один сумели создать ему замечательные условия отдыха, комфорта и покоя. Он насладился до конца красивой природой, вашей дружбой, вашим садом, вашим домом. У Вас есть сознание, что Вы скрасили ему последние месяцы жизни, а это так огромно, что может служить утешением. Я слушала недавно "Осеннюю песнь" Чайковского в его исполнении, и такой светлой, хрустальной грустью повеяло на меня от этих звуков, что даже моя печаль неустроенной жизни, разбитых надежд, крушения всех ожиданий, показалась мне легче. И проще "делать то, что тебе предназначено, и не думать о том, что есть связь между заслугами и воздаянием"… К. Н. будет жить, конечно, и в своих учениках, и в своем творчестве. Как гениальна наука, что изобрела эту запись на пленку. Слушаешь и плачешь, и молишься, и слышишь его самого. Зоя Сахновская».

4 апреля. «Милая Анюшка! Вся прошедшая неделя прошла в памяти о Константине Николаевиче. Все, кто меня знает поближе, — все написали мне сочувственные строки. Ряд писем, написанных под непосредственным впечатлением смерти и похорон — очень сильны, и трогали меня до слез. В вашей московской толчее, конечно, "это уже прошлое". Здесь же в сосредоточенной тишине продолжает еще жить страданием и горечью утраты…

Ну, а весна идет. Прилетели скворцы и сегодня осматривали квартиры. А перед этим воробьи весело щебетали у исправленных домиков, но занять их не успели, так что дело обошлось без драки. В грядке уже зеленеет лук, оживают анютины глазки и нарциссы поднимаются все выше со дня на день. Везде, везде идет пробуждение жизни. На будущей неделе, говорят, пойдут пароходы. Помни свое обещание. Миша».

Поленова. «Дорогой М. М.! Грущу за Вас и за себя об уходе от нас Константина Николаевича. Это крупная фигура нашей культуры, и много с ним связано безоблачных воспоминаний. Но… "за благом вслед идут печали"… "Надежда не покидает, что печаль есть радости залог"…

Работаю, привыкла к заточению и относительному безлюдью. Гранки моей книги пришли. Дело с книгой подходит к концу… Когда же мы посидим с Вами и побеседуем о разных тонких и незаурядных вещах? Но, видимо, это роскошь, без которой надо привыкать обходиться. Ваша Е.Сахарова».

Москва. «Дорогой М. M.! Читаю Вашу книгу внимательно и с карандашом в руках… В литературе я профан, но мое впечатление от книги сильное, как и от "Книги о Володе". Увлекает самобытность, оригинальность способа изложения событий, и то, что книга отражает образ автора, как хорошая картина дает облик художника. Вы спрашиваете, что понравилось больше и что меньше. Сильное впечатление от "Кронштадта". Мы о нем ничего не знали. В Москве у нас этого не было, а если и было, то мы были и слепы, и глухи, и ничего не видели. В Вашем таком, я бы сказала, скупом изложении получилась яркая и жуткая картина. Возможность в скупых выражениях дать яркое представление и есть талант. Например, у Вас Вышипан — о нем несколько строчек в нескольких местах книги и два его письма, а я будто вижу его перед собою, хотя до сих пор не имела о нем ни малейшего понятия. Затем очень хорошо, что приведены письма к Свитальскому и письма к Вам после его кончины от людей, с которыми ему приходилось сталкиваться в жизни. Мне это открыло новую сторону личности Володи — его значение для окружавших его людей. Этого не было в "Книге о Володе".

Письма Ваших корреспондентов, по большей части, очень интересны. А кто этот Сергей Коншин, и что сталось с ним? Неожиданны для меня письма Розановой: какое несоответствие ее внутреннего содержания с внешностью. Все ее письма глубоки и интересны.

Дорогой М. М., то, что остается в моей душе по прочтении Вашей книги, я хотела бы передать Вам в личном разговоре. Написать все, что нужно, я не умею. И еще одно — разве книга кончена? Ведь это 1941 год, а Чкалов, Владимир и Таруса? О.Павловская».

10 апреля. Москва. «Тепло, но расхворалась и никак не соображу, когда я могу попасть в Тарусу. Идет 5-я неделя Великого поста. На 6-й будут давать муку и еще какие-то блага. Пропустить их совершенно невозможно — ты ведь понимаешь. Возможно, мы поедем вместе после Пасхи. Ирине написала письмо и разбила ее намерения звать нас на лето в Дрезден. Предложила отдыхать ей с мужем в Тарусе. Описала красоты Тарусы, удобства, культурность налаженной жизни, твое общество и, думаю, мое предложение будет принято. Напиши и ты Ирине приглашение.

Ну, Господь с тобою. Ходила на Благовещение в церковь и так нагрешила, что лучше бы сидела дома. Аня».

Рудянка. «Дорогой мой М. М.! Итак, Константин Николаевич ушел от нас. Я думаю, как тяжела для Вас эта утрата, и Вы поймете, как я переживаю это очередное горе. Узнал я о смерти К. Н. из случайно попавшейся мне газеты. А Ваше письмо еще блуждает по Краснотурьинску.

Похвалиться своей жизнью пока не могу. Живу очень трудно и в больших лишениях. В место я заехал глухое и дрянное. Приходится отчаянно изворачиваться, чтобы не голодать. Так плохо я еще не жил никогда. С братом Анатолием расстался с большой грустью. Его дела сейчас тоже не блестящи, но он, тем не менее, очень мне помог. На прощание были с ним на очень занятных уральских именинах, где, напившись до одурения браги, мы с ним отплясывали уральскую кадриль. Сначала я с изумлением смотрел, как Анатоль лихо отплясывает, а потом и сам оказался усердным танцором. Анатоль шефствовал надо мною, объяснял, как нужно себя вести, чтоб не обидеть хозяев, и в результате предложил "на потребность" любую из присутствующих баб вплоть до именинницы 70-летней бабушки.