Елена Штакеншнейдер - Дневник и записки (1854–1886)

Среди ряда воспоминаний очевидцев гражданской казни Н. Г. Чернышевского 19 мая 1864 г. как, например, Вильяма Фрея, Тверитинова, или откликов на нее запись Е. А. Штакеншнейдер по тону и основной мысли ближе всего подходит к стихотворению П. М. Ковалевского «Преступник» (Ковалевский, «Стихи и воспоминания», П. 1912, стр. 47–48, где основной мотив — возмущение трусостью толпы. Во всем дневнике Е. А. Штакеншнейдер мы видим ее отвращение к лицемерию и расхождению слов с делом. Лавров, М. Михайлов, Н. В. Стасова привлекают ее симпатии прежде всею как дельные натуры. Ишимова, упоминаемая в этой записи, — писательница для детей.

Брат Е. А. Штакеншнейдер Адриан в 1863 году был женихом Маши Михаэлис.

Ср. с отзывом о старшей сестре Маши Михаэлис — Л. П. Шелгуновой — в записи 4 декабря 1864 г. Е. А. Штакеншнейдер подозревает там Л. П. Шелгунову в желании «правую руку потешить», т. е. опять-таки, как и младшую сестру, в барском самодурстве. Наоборот, к революционной деятельности Михайлова она относится с глубоким уважением.

Деревенская наивность.

«Кладарадач» — юмористический журнал.

Польское восстание произвело как бы экзамен русскому либерализму. Пока речь шла о гуманности и угнетенной Польше, все выражали сочувствие к ее положению, но когда дошло до дела, т. е. началось восстание, громадная часть вчерашних вольнодумцев отшатнулась от Герцена, горячо призывавшего к поддержке Польши, и пошла за Катковым с его «разъяренным патриотизмом»; другая, лучшая часть должна была двинуться влево, к революционному подполью. В числе первых было главным образом старшее поколение, по мнению Е. А. Штакеншнейдер спровоцировавшее молодежь. Иван Карлович Гебгардт, родственник и завсегдатай Штакеншнейдеров и Лавровых, — классический пример такого струсившею недавнего радикала. Принимая во внимание его красноречие, можно думать, что он стал главным проводником в семье Штакеншнейдеров консервативных идей, влиявших на сестру Елены Андреевны Штакеншнейдер — Машу.

«Прошел слух, — рассказывает Л. Пантелеев («Из воспоминаний прошлого», т. I, стр. 73–74), — что по поводу панихиды начинается следствие, что предполагают привлечь к ответственности только студентов-поляков, а присутствие русских решено игнорировать. Тогда русские студенты постановили: предоставить в следственную комиссию подписанные листы в доказательство, что и они были на панихиде. Началось собирание подписей… Вероятно, осведомленный о том, что происходит в университете, приезжает попечитель И. Д. Делянов и как раз наталкивается на студента Ш., у которого в руках был один из подписных листов. «Покажите, что у вас за бумага», — сказал попечитель. Ш. отказался показать». Делянов настаивал на исключении непокорного студента, но дело ограничилось только арестом его. Этот студент Ш. был брат Е. А. Штакеншнейдер — Адриан.

13 февраля 1861 г. в Варшаве при подавлении манифестации было убито пять человек. Польская студенческая корпорация в Петербурге решила отслужить в католическом соборе панихиду по убитым. Русские студенты, желая выразить свою солидарность с польским студенчеством, постановили присутствовать на панихиде. Кроме студентов явились и некоторые профессора.

Судить об этом сходстве трудно, так как в литературе имеется очень мало сведений об этом Осипове. Несмотря на то, что он сыграл заметную и положительную роль в судьбе Шевченки, комментаторы дневника украинского поэта сведения о нем заимствуют главным образам и почти исключительно из «Воспоминаний» Е. Юнге (см. Твори Тараса Шевченка, т. IV. Журнал, Киев, 1927, стр. 136–137). Родился Н. О. Осипов в 1825 году. Ряд биографических указании содержится в дневнике Е. А. Штакеншнейдер. Жил в доме Толстых, преподавал русский язык и рисование дочери их Екатерине, впоследствии Юнге, преподавал рисование Е. А. Штакеншнейдер и оказал большое влияние на ее развитие. Этот интерес его к вдумчивой девушке возбудил недовольство Настасьи Ивановны Толстой, неравнодушной к молодому художнику, что и послужило одной из причин плохо скрываемой взаимной вражды двух хозяев литературных салонов — Н. И. Толстой и Марьи Федоровны Штакеншнейдер. Осипов пошел волонтером в Крымскую армию. По возвращению в Петербург он, хотя и был академиком живописи, бросил искусство и уехал в провинцию на службу, сначала в Орел, потом служил в Уфе, потом вернулся в Петербург, где числился по ведомству государственных имуществ и имел какое-то отношение к управлению калмыцкого народа. Живя в Уфе, он, как видим из дневника Е. А. Штакеншнейдер, был одним из двух чиновников к целом городе, которые не выписывали «Московских Ведомостей» Каткова, т. е. в какой-то степени сохраняли заветы юности. По словам Е. А. Штакеншнейдер, вопросы общественные стояли у него на первом плане и в молодости, «когда у него не было ни семьи, ни родных, ни состояния»… «Теперь (в 80-е годы) у него и то, и другое, и третье, а он все тот же» (См. Воспоминания о 1854 г.). По словам Александра Яковлевича Полонского, сына поэта, Н. О. Осипов в 80-х годах жил на Морской в собственном доме.

He везет тебе, бедный Жак!

Первая строка пушкинского стихотворного послания декабристам.

Очевидно, Е. А. Штакеншнейдер, как лицо не скомпрометированное в глазах полиции, служила посредствующим звеном в переписке Михайлова, и письмо предназначалось для передачи. Кажется, не было человека, о котором Е. А. Штакеншнейдер упоминала бы в своем дневнике с такой глубокой симпатией и уважением, как о М. Михайлове. Полонский был ей гораздо ближе, но она слишком хорошо знала, что он прекрасный человек, но героем быть не мог бы. Даже в отношениях с Лавровым были у нее перебои, она не закрывала глаза и на его недостатки, а у Михайлова она нашла только один недостаток, который добродушно и осуждает: увлечение френологией.

Панаева, Авдотья Яковлевна, урожденная Брянская дочь актера, бывшая замужем за И. И. Панаевым и открыто жившая с Некрасовым. Под «какими-то» француженками подразумевается, очевидно, кружок парижских деятельниц женской эмансипации во главе со знаменитой Жени д’Эрикур, с которой познакомилась Л. П. Шелгунова в Париже. Е. А. Штакеншнейдер делает грубую ошибку, отзываясь об этих парижанках пренебрежительно. Читательницы в страстных полемических статьях Женни д’Эрикур находили призыв к единению женщин и организации женского труда. Прудон не признавал равенства полов; по его мнению в семье, как и в общество, мужчина относится к женщине, как три к к двум. Женни д’Эрикур яростно напала на Прудона. Н. В. Шелгунов указывает, что самый горячий проповедник женской эмансипации, М. Михайлов, когда писал свою статью «О женщинах», посвященную Л. П. Шелгуновой, находился под влиянием не только Жорж Санд, но и лично ему знакомой Женни д’Эрикур. Напечатанная в «Современнике» (1860, № 4, 5, 8), статья эта, по словам Шелгунова, «произвела в русских умах землетрясение… Женский вопрос носился в воздухе. Михайлов дал ему форму и логическую целостность. Вопрос из воздушного тумана спустился на землю… получился общественный энтузиазм, и Михайлов провозглашен творцом женского вопроса» (Н. В. Шелгунов, «Воспоминания», Гиз, 1923, стр 103–105).