Елена Штакеншнейдер - Дневник и записки (1854–1886)

«История цивилизации в Англии» Бокля. Книга Бокля имела громадный успех в России. Е. А. Штакеншнейдер читала его в немецком переводе: русский перевод вышел в следующем году.

Николай Захарович Кудинович — один из представителей революционной молодежи, бывавшей в доме Штакеншнейдеров. В 1861 году, студентом Петербургского университета, принимал участие в студенческом движении и полтора месяца просидел в Петропавловской крепости. В 1862 году был вторично арестован за распространение прокламаций в войсках и но приговору военного суда приговорен был к трехмесячному заключению в крепости. Выпущен был, как и ожидала Е. А. Штакеншнейдер, в четверг 21 марта 1863 г. и пришел к ней, по ее словам (запись в дневнике 28 марта), «такой праздничный», «такой радостный», и она позднее жалела, что приняла его «не так радостно, как он, как будто равнодушно, а между тем не была равнодушна». В третий раз сидел Кудинович в Петропавловке в 1870 году по Нечаевскому делу. Умер в том же году, двадцати девяти лет. О нем см «Былое», 1903, кн. VII, стр. 25.

Обращает на себя внимание, что все новости — политические. Чернышевский, когда-то «несимпатичный» ей, возбуждает особое участие, так как «еще сидит». Арестован он был 7 июля 1862 г. и посажен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости где и просидел до 20 мая 1864 г., когда был отправлен в Сибирь на каторгу.

Это неверно. Штабс-капитан И. Г. Жуков и б. студент Д. Т. Степанов были приговорены к каторжным работам. О них см. Пантелеев, «Из воспоминаний прошлого», I, стр. 296–306.

Речь идет о романе «Что делать».

В это время Полонский рассчитывал получить место младшего цензора («иностранного цензора»).

По словам сына поэта, А. Я. Полонского, означенная должность мало утруждала поэта: почти все иностранные книги не только немецкие просматривала Елена Андреевна, и Яков Петрович в большинстве случаев только санкционировал ее мнение.

Катков в это время писал в «Московских Ведомостях» громовые статьи против Польши, имевшие успех у многих либералов. Идейное расслоение в семье Штакеншнейдеров сказалось и в польском вопросе: Марья Федоровна, как видим, на стороне Майкова и Каткова, ее дочь презрительно обобщает «Катковы» и болеет душой за восставшую Польшу.

Поэма Майкова «Смерть Люция» уже до этого появилась в печати: в февральской книжке «Русского Вестника» за 1863 год, но Майков, великолепный чтец, не раз читал ее в разных домах. 3 мая он читал у Никитенко, который нашел, что это «вещь истинно прекрасная». Мнение, что Майков — первый поэт, разделяли многие из его современников. Первой частью поэмы считали «Три Смерти», а «Смерть Люция» обозначена была самим автором как вторая часть. Мнение Лаврова и Полонского, что «Три Смерти» лучше, разделяется большинством критиков.

Умникам.

Каждый дюйм — нигилист!

Об этом см. ниже особую главу в дневнике о возникновении этого общества.

Предполагалась возможность войны с западными державами в связи с польским восстанием. Интересно сопоставить аналогичные запаса в «Дневнике» Никитенко за этот же месяц. 13 апреля он записывает: «Все почти уверены, что война неизбежна», 15 апреля взвешивает шансы за и против войны, 23-го отмечает: «возрождаются надежды на мир», 25-го он опять считает вероятным вмешательство Европы. В действительности же войны с западными державами из-за Польши не возгорелось.

В это время появилось множество адресов правительству от разных сословий, но преимущественно от дворянства, с изъявлением патриотических чувств. См. «Дневник» Никитенко, 18 апреля 1863 г. Обращает на себя внимание эта оценка «дворянской крови». Надо отметить, что Штакеншнейдеры к русскому дворянству не принадлежали и крепостными никогда не владели.

Компаньонка мама.

У Никитенко в «Дневнике» 25 апреля читаем: «Самарское дворянство постановило вызвать из-за границы, и особенно из Парижа, наших путешественников, которые терпят там всяческие оскорбления русского имени и все-таки продолжают там жить».

Е. А. Штакеншнейдер не называет Утина по имени. Утины были дети банкира. В начале 60-х годов в петербургских университетских кругах пользовались известностью три брата. Старший, Борис Исаакович, с 1859 по 1861 год занимал кафедру сравнительной истории положительных законодательств, а двое других, Евгений и Николай, в 1861 году, будучи студентами, являлись одними из главных руководителей студенческого движения. Здесь речь идет о Николае. 18 мая 1863 г. у него был произведен обыск в связи с делом о подготовке восстания в Витебской губернии, но Утин, еще до обыска, в начале мая успел бежать за границу. Через два года он был заочно приговорен к смертной казни в случае его поимки или появления в России. «Наташа», о которой говорится ниже в записи 18 мая, — Наталья Иеронимовна Корсини, дочь архитектора, одна из первых студенток Петербургского университета, чистая посетительница, почти приятельница Е. А. Штакеншнейдер, вскоре затем жена Николая Утина, позднее писательница.

Отец его был банкир с большими связями. После десяти лет революционной деятельности (участие в I Интернационале, борьба с Бакуниным и т. д.) Николай Утин отошел от политики, а в 1877 году, по ходатайству банкира Полякова, получил разрешение вернуться в Россию; в 1880 году вернулся в Петербург, и умер в 1883 году.

Большой скандал.

Он преспокойно давно был у нас, статья, наделавшая столько шуму — нелепый «Роковой Вопрос», которого я не дочитала, потому что терпения не хватило.

Этой издательской артели переводчиц уделено много внимания в книге Стасова «Н. В. Стасова» глава четвертая, «Русские женщины-издательницы». «Артель издательниц была одной из бесчисленных русских артелей начала 60-х годов», — говорит Стасов. «Более серьезные и развитые женщины, — вспоминала впоследствии Н. А. Белозерская, — все более и более приходила к убеждению, что без труда и заработка русская интеллигентная женщина останется вез в том же заколдованном кругу беспомощности. Это навело на мысль создать общество с целью доставления заработка интеллигентным женщинам:. Первое собрание происходило у А. Н. Энгельгардта…» М. В. Трубниковой принадлежит мысль составить общество из одних женщин. Решено было остановиться пока на переводах, «потому что, при основательном знании иностранных языков большинством тогдашних интеллигентных женщин, этот род заработка являлся наиболее подходящим». Предполагалось, чтобы издаваемые книги переплетались не иначе, как в женской переплетной артели, рисунки заказывались исключительно женщинам-художницам, предполагалось завести свою женскую типографию, свою книжную давку. Устав издательской артели был составлен Трубниковой. Первый параграф гласил: «Издательская артель ограничивается числом сто женщин». На этом оснований Е. А. Штакеншнейдер пишет утвердительно, что артель «состоит из ста женщин». Фактически объединилось в этой артели тридцать шесть женщин. Стасов считает очень неверным мнение, что целью артели было создание хороших детских книг. Он старается опровергнуть это мнение, но не особенно убедительно. Показание дневника Е. А. Штакеншнейдер не в пользу его мнения.