Елена Штакеншнейдер - Дневник и записки (1854–1886)

«Дебет и кредит».

Данью уважения.

Е. А. Штакеншнейдер умерла в 1897 году, т. е. через 37 лет после того, как писала эти строки.

Известного гитариста и составителя словарей. (Позднейшее примечание).

Это уже второй литературный вечер в пользу воскресных школ, который описывает Е. А. Штакеншнейдер. Обращает на себя внимание, что аудитория, как и на вечере 21 ноября, особенно чутко откликаясь на всякое общественно острое произведение, равнодушна к вещам, причисляемым к так называемому «искусству для искусства», Полонского вторично заставляют читать «Нищего»; из Майкова всего популярнее остается «Нива», благодаря своему концу (о повеявшей весне и новых свежих ростках), допускавшему толкование в желательном для аудитории смысле. Конечно, в стихотворении «Два Карлика» не одно только слово «деспот» вызвало рукоплескания, — Е. А. Штакеншнейдер здесь не права, — а смысл всего четверостишья о смехе, как могучем оружии в борьбе с деспотизмом.

Смех нам хартия! Захочет

Деспот сжать нас — смех уж тут,

Знак, два слова — и хохочет

Весь Неаполь, всякий люд!

«Не пропущенное цензурой стихотворение Бенедиктова «Воскресная Школа» (Сочинения Бенедиктова, 1902, т. II, стр. 213–215) является как бы откликом на ту полемику, которая возгорелась в журналах по поводу воскресных школ. Если «Домашняя Беседа» обвиняла организаторов этих школ в безнравственности и безбожии, Бенедиктов перебрасывал это обвинение обратно в сторону противников воскресных школ:

Кто не хочет, чтоб доступен

Свет тот был для всех людей,

Тот — недобрый муж, преступен

Он пред совестью своей,

И с ночным злодеем схожий,

Встав на брата своего,

Он срывает образ божий

Святотатственно с него.

«Гаваньские Чиновники» — единственное прозаическое произведение, прочитанное на вечере. Автор был представлен публике, но Е. А. Штакеншнейдер не называет его фамилии. Это был И. Генслер. «Гаваньские Чиновники» напечатаны были в «Библиотеке для чтения» (1860, т. 162) и имели несомненный успех. Повесть вошла в книгу И. Генслера «Юмористические Рассказы», 1814, и 2-е изд. 1872. Интересно, что не один Писемский знал это произведение наизусть. «От этой штуки, — пишет драматург Турбин Островскому о «Гаваньских Чиновниках», — я, мой Ваня и Тарочка пришли в азарт и, кажется, выучили наизусть целые страницы» (см. «Неизданные письма к Островскому», изд. «Academia», 1932, стр. 572).

Противопоставление Лаврова Чернышевскому продиктовано классовыми предрассудками: Лавров — человек того же круга и воспитания, что и автор. Он домовладелец, как и Штакеншнейдеры; Чернышевский — разночинец. Кроме того Чернышевский полемизировал с Лавровым по философским вопросам и мог считаться противником его.

Шахматный клуб открылся в январе 1862 года и просуществовал полгода. В начале июня по распоряжению петербургского военного генерал-губернатора он был закрыт с мотивировкой, что в нем «происходят» и из него «распространяются… неосновательные суждения» о современных событиях (В. Богучарский. «Государственные преступления в России», т. I, стр. 113). Шахматный клуб был местом, где могли встречаться и обмениваться литературными и политическими новостями литераторы, близкие к общественным запросам того времени. Старшинами клуба были П. Лавров и Гр. З. Елисеев. Полицейские агенты в св их донесениях по начальству рисовали этот клуб революционным гнездом.

Прокламация «К молодому поколению», составленная Шелгуновым вместе с Михайловым, напечатанная за границей и привезенная Михайловым в Петербург в августе 1861 года.

Студенческие волнения в Петербургском университете 1861 года имеют громадное значение в истории студенческого движения, как первое открытое массовое выступление студенчества, вызвавшее сочувствие всей либерально настроенной части общества, перекинувшееся и на другие университеты, продолжавшееся несколько месяцев и повлекшее за собой закрытие Петербургского университета на продолжительное время, пересмотр допотопного устава 1835 года и замену его уставом 1864 года, который пытался остановить студенческое движение уже не военно-полицейскими мерами, а дарованием автономии профессорской корпорации.

Отдельные столкновения отдельных групп студентов с полицией и университетским начальством бывали и раньше, но все по частным поводам. Например, в конце 1856 года московские студенты «разнесли» полицейский участок Сретенской части и освободили арестованных товарищей, избитых полицией. Студенческие волнения в 1861 году надо считать первым большим подъемом всей студенческой массы. После этого волна движения спала вплоть до второй, еще более сильной волны 1869 года Причина этого первого могучего проявления общестуденческой солидарности в медовые месяцы «реформ», накануне и тотчас же за отменой крепостного права, заключалась в глубоком противоречии между экономической жизнью страны и самодержавным строем. Кризис крепостного хозяйства требовал реформ, реформы требовали образованных исполнителей, — пришлось двери университетов широко раскрыть разночинцам, но интересы мелкобуржуазной интеллигенции но мирились с полицейским строем. В Петербургском университете, где со смертью Николая исчезла и ограничительная норма в триста студентов, в 1851 году было, уже до полутора тысяч слушателей. Явочным порядком они завели у себя кассу взаимопомощи, собственную студенческую библиотеку, некоторый вид самоуправления. Либерально настроенный министр просвещения Ковалевский не ставил этому препятствий, а, когда правительство стало натягивать вожжи, в марте 1861 года вышел в отставку. Весною особая комиссия выработала новые правила для студентов, отменяющие все «свободы», добытые ими явочным порядком. Осенью, когда эти правила должны были быть введены в практику, и разыгрались студенческие волнения. В новейшей работе об этих волнениях С. Гессена, «Студенческое движение в начале шестидесятых годов», 1932, доказывается что руководители движения старались обострить борьбу, вызвать правительство на агрессивные меры, чтобы оно таким образом показало свое истинное реакционное лицо. Обширная литература о движении 1861 года указана у Гессена. Дневник Е. А. Штакеншнейдер прибавляет к уже известному ранее не много нового. Рассказывает она не как очевидица, а по сведениям, сообщаемым ей вначале, вероятно, братом Адрианом, а после его ареста (5 октября) его товарищами или Лавровым, который принимал столь близкое соучастие в студенческом движения, что это, между прочим, поставлено было ему в вину при ссылке его в 1866 году.