Елена Штакеншнейдер - Дневник и записки (1854–1886)

Плата за учение в университете в размере пятидесяти рублей была установлена еще в 1848 году, т. е. еще при Николае, но в конце 50-х годов широко практиковалось освобождение от платы. В Петербургском университете в 1859 году из общего числа студентов освобождено было 65 процентов, по новым же правилам, утвержденным еще в мае 1861 года, но еще не опубликованным, мог быть освобожден приблизительно лишь один процент всей массы студентов. Это ограничение имело целью прекратить доступ в университет бедной и необеспеченной молодежи, что возвращало университеты к николаевским временам, когда при повышении платы с двадцати восьми рублей до сорока (в 1845 году) правительство объясняло, что это делается «в виду чрезмерного прилива в высшие и средние учебные заведения молодежи из низших слоев общества, для которых образование бесполезно, составляя излишнюю роскошь».

Введение обязательной платы за учение было самым актуальным, но далеко не единственным поводом студенческих волнений 1861 года.

Начало студенческих волнений осени 1861 года надо относить не к 23 сентября, а к 17 сентября, когда, после летних каникул, был открыт университет. По обыкновению было отслужено молебствие, после чего немедленно собралась многолюдная студенческая сходка, которая и отправила к попечителю депутатов с требованием разъяснить новые правила. Так как попечитель Филипсон отказался явиться на собрание студентов, сходки продолжались и во все последующие дни. Местом сходок служили пустые аудитории. 22 сентября последовало распоряжение все пустые аудитории запереть; в ответ на это на следующий день, 23 сентября, в университете в одной из зал на стене появилось воззвание, открыто призывавшее студенчество к борьбе. Толпа студентов человек до пятисот, взломав двери, проникла в актовый зал, и здесь была шумная сходка, руководил которою Николай Утин. Студенты ошикали профессора Срезневского, пытавшегося успокоить их трафаретными фразами о долге пред отечеством, служений науке и т. д. Приняв решение не подчиняться новым правилам, студенты разошлись по домам.

Цифра две тысячи несколько преувеличена. Всего в университете считалось в это время 1442 слушателя. И, конечно, не все принимали участие. По другим сведениям, у университета собралось до тысячи человек. Студенты Медицинской Академии также принимали участие не в таком большом количестве, как это указывает Е. А. Штакеншнейдер, но тем не менее шествие студентов 25 сентября к Колокольной улице представляло грандиозное и никогда дотоле не виданное зрелище (см. Сергей Гессен, «Студенческое движение в начале шестидесятых годов», М. 1932, стр. 63–71).

Депутаты от студентов задали ему ряд вопросов, почему и надолго ли закрыты университет и студенческая библиотека и т. д., и заявили, что студенты единогласно постановили принять матрикулы, — именные билеты с Изложением новых правил, — но правила эти не соблюдать, как навязанные насильно. Филипсон уверял их, что библиотека откроется завтра же, а университет — 2 октября, и что принять или не принять матрикулы предоставляется свободному решению каждого. Эти обещания попечителя, как обнаружилось в последующие дни, выполнены не были.

Евгений Петрович Михаэлис (1841–1913), брат Л. П. Шелгуновой, находившийся тогда в постоянном общении с Н. В. Шелгуновым, М. Л. Михайловым и Н. Г. Чернышевским, был едва ли не главным руководителем студенческого движения 1861 года. По отзыву П. Боборыкина, это был «чистокровный нигилист, пошедший в студенты из лицеистов, совершенно «опростивший себя вплоть до своего внешнего вида». «Михаэлис был замечательный юноша, — пишет Шелгунов, — лучший из молодых людей, каких я только видел». Он распространял прокламацию, составленную Шелгуновым и Михайловым, — «К молодому поколению». В числе других главарей студенческого движения был арестован в ночь на 26 сентября 1861 г. и до 4 декабря сидел в Петропавловской крепости, затем был сослан в Петрозаводск, а затем в Тобольскую губернию.

Вечером 25 сентября было совещание Сената под Председательством великого князя Константина Николаевича (сам царь был в Крыму), где шла речь о студенческих волнениях Результатом совещания и явился арест в ночь на 26 сентября двадцати шести подозреваемых «зачинщиков». Отвезены они были в Петропавловскую крепость, где и просидели до 7 декабря.

В адресе говорилось об отсутствии в университете зачинщиков, ибо все студенты одинаково враждебно относятся к новым правилам. Стало быть, надлежит либо освободить арестованных, либо арестовать всех студентов.

Когда Игнатьев пригрозил, что если студенты не разойдутся, он прикажет стрелять, и толпа загудела «Умрем, умрем!» — тогда на бочку, служившую трибуной, взошла слушательница университета Марья Арсеньевна Богданова, которая упомянута Е. А. Штакеншнейдер как подписавшаяся под адресом студентов, и стала доказывать, что правительство предпочтет действовать не свинцом, а прикладами и нагайками, и студентов ждет не геройская смерть, а позорное избиение. Речь ее произвела впечатление, и студенты стали расходиться. В числе нескольких студентов, подвергшихся аресту в эту же ночь, не названных здесь по фамилии, был еще один видный руководитель студенческого движения, Михаил Павлович Покровский, часто упоминаемый в дневниках Е. А. Штакеншнейдер за 80-е годы, главным образом в связи с Достоевским.

Приятель П. Лаврова, впоследствии автор «Писем из деревни», Александр Николаевич Энгельгардт принимал участие в студенческих волнениях. 27 сентября он вместе с офицерами А. И. Сяневским, Андреевым, Богдановым и Странденом был арестован и предан военному суду за нарушение воинской дисциплины; суд присудил к аресту на гауптвахте. Студент Александр Сперанский арестован был 30 сентября.

Здесь ряд неточностей: не Аханов, а Оханов, Михаил Аведисович; значится в словаре «Деятели революционного движения» как дворянин, уроженец Бессарабской области, — вероятно не цыган, а молдаванин. В 1861 году был студентом первого курса и арестован был 26 сентября, а не после сходки 27 сентября.

Адрес об облегчения участи арестованных студентов составлялся Дмитрием Васильевичем Стасовым, служившим тогда в Сенате. 2 октября он был в связи с этим арестован, через шесть дней выпущен, но уволен со службы. В организации петиций в защиту арестованных студентов приняли также энергичное участие В. В. Берви-Флеровский и К. К. Арсеньев. О том, как собирались подписи под петицией, см. К. К. Арсеньев, «Из далеких воспоминаний», «Голос Минувшего», 1913, I, стр. 161–165.