Владимир Утилов - Вивиен Ли

«Вчера вечером бурная ссора с Вивиен. На нее огромный спрос в театре и в кино, но она отказалась от всех предложений, чтобы оставаться здесь с Ларри до конца турне «Олд Вик». Мы говорили о моэмовском «Тогда и теперь». Ларри его не читал, и мы пытались описать ему эту вещь. Тяжкая доля рассказчика пала на меня. Я сказал что-то о вставной пьесе в повести «Мандраго́ла». Вивиен поправила: «Мандра́гола».

С моей стороны было глупо раздражаться, но я считал, что она сделала замечание в неподходящий момент и повторил: «Мандраго́ла».

Снова она сказала «Мангдра́гола». Я замолчал и сказал: «Боже, какая разница!» — «Огромная, — невозмутимо отвечала она, — вы неправильно произносите это слово». Я отважился: «Но так мы произносим его здесь».

— «Где?»

— «В Соединенных Штатах, где, как будто, мы находимся». — «Ах, вы так произносите? — сказала Вивиен, — Значит, в Соединенных Штатах вы произносите его неправильно».

Остальные в комнате стали шутить и произносить это слово в семи вариантах, включая итальянский. Поздно. Мы уже схватились в остром поединке: «Между вашим языком и нашим много различий». — «Да, — сказала она, — но мистер Моэм — наш писатель».

— «Когда его книги выходят в США, — возражал я, — мы не придерживаемся английского написания!» — «И какое это имеет отношение к данному случаю?» — резонно спросила Вивиен…»

Несколько дней спустя спор вспыхнул снова во время встречи с Моэмом, которую организовали Г. Канин и его жена: «Мы захватили Моэма и поехали за Вивиен. Моэм потерял дар речи и был не в состоянии отвести от нее взгляд даже в машине. Я не думал, что он может быть таким: галантный джентльмен, который стремится произвести самое выгодное впечатление.

Вивиен с ее невероятной эрудицией, широким знанием литературы, с ее очаровательным французским, с ее восхитительным умением говорить производит огромное впечатление. Приятно просто сидеть и слушать. На столе великолепная еда и вино, но мы вновь узнаем радость сокровенной беседы. Все, что было здесь, — незабываемо; все, о чем здесь говорили, было бы невозможно на приеме. Даже «обеды» служат средством социальных контактов и не преследуют благотворного для интеллекта обмена мнениями, чувствам» и идеями. Вот какое богатство выпало нам сегодня, и все мы благодарны…

Моэм так расслабился, он так прост и обаятелен, что его заикание еле заметно. Обращаюсь к нему: «Однажды вечером мы чертовски поругались с этой красавицей, и все из-за вас».

— «Как так?» — спрашивает Моэм.

Я объясняю: «Я упомянул о пьесе «Мандрагола», поставив ударение так, как мы говорим в Америке». Брови Моэма выгнулись дугой. Вивиен хочет говорить, но я не даю ей: «Я знаю, что в Англии и в Италии это произносится иначе, но-все мы здесь говорим «Мандраго́ла». Наш общий друг заставила меня замолчать весьма решительно…»

Вивиен прервала меня: «Недостаточно решительно. Не понимаю, почему он так упрям. Все знают, что слово произносится «Мандра́гола». Я снова перебиваю ее: «Минутку, бэби. Первоисточник перед нами. Мистер Моэм, как же сказать правильно?»

«Ну, — начал Моэм, — насколько я знаю, нет сомнения в том, что название (прежде чем продолжить, он набрался немного ехидства) произносится «ММММ-ММ-ММММ»…

Я пришел в ужас. Наше нервное возбуждение передалось ему, и он прилип к этому «М». Я видел, как под столом он ломал себе пальцы и ударял себя по ладони. Его искаженный болью рот все еще пытался высвободить слово: «ММММММ…» Его лицо побагровело. Заметалась челюсть, глаза закатились внутрь, и откуда-то изнутри вырвалось слово «МММАГЕНАМЕРИНГОЛАМЕДРАНЛОЛО»!

Жена закрыла глаза. Я чувствовал, как краснею. Люди кругом глазели на нас. Глазели даже официанты. «Ну вот. Что я вам говорила? — услышал я голос Вивиен, в котором звучал спокойный, небрежный триумф. — «Мандра́гола»!»

Моэм и Вивиен Ли оставались друзьями до конца («Люди могут забыть ее игру, но никогда не забудут ее лица», — говорил Моэм, мечтавший, чтобы актриса сыграла его Рози Дриффилд).

В июне супруги Оливье вернулись в «Нотли». По уик-эндам они принимали гостей — цвет искусства Англии. Здесь бывали драматурги (Н. Коуард, Т. Рэттиган), режиссеры (братья Корда, Т. Гатри), артисты (Д. Гилгуд, Р. Ричардсон и его жена М. Форбс, М. Редгрейв с супругой Р. Кемпсон, А. Гиннес), музыканты (дирижер М. Сарджент и гобоист Л. Гуссенс), критики (А. Дент) и просто друзья, обычные, ничем не известные люди.

Оливье мечтал о «родовом поместье», и Вивиен Ли сделала все, чтобы он мог гордиться «Нотли». Однако она не ставила целью собирать «сливки» театрального Лондона. С типичной для нее практичностью Вивиен Ли превратила «Нотли» в комфортабельный дом, где можно было и отдыхать и работать. Пока Оливье с братом занимались фермой, она привела в порядок сад, обставила комнаты, нашла место для любимых картин, коллекции фарфора, ваз с цветами.

Понемногу «Нотли» приобрел отпечаток ее личности, вкуса, стремления к совершенству. В искусстве Вивиен Ли искала жизненной правды, в жизни она стремилась к гармонии классического искусства. Друзья разделяли с ней комфорт и обаяние ее дома. Хозяйка вкладывала в уик-энды душу, стремясь, чтобы ни одна минута не прошла бесцветно, ни на мгновение не теряя из виду своих гостей. После войны и болезни она еще лучше знала цену времени.

Как ни обнадеживали прогнозы врачей, Вивиен Ли только набирала силы. Тем не менее «Нотли» поражал безукоризненным порядком, изысканностью стола, той граничащей с искусством заботой о человеке, которая была недоступна более обеспеченным людям, располагавшим внушительным штатом прислуги.

Перед сном Вивиен Ли проверяла каждый поднос с прибором для завтрака. Каждому гостю полагался его «индивидуальный» фарфор, а инструкции хозяйки касались мельчайших деталей, вплоть до оттенка салфетки с вышитыми инициалами «ВЛО» [14] «ВЛО» — слияние инициалов обоих артистов: Вивиен Ли — Лоренс Оливье. . В промежутках между спектаклями и репетициями Вивиен Ли находила время заказать любимое блюдо своего гостя, проследить, чтобы интересующая его книга стояла на столике рядом с его постелью, и сделать все, чтобы каждый запомнил этот день.

Утро Вивиен Ли проводила в розарии. Прекрасный садовод, она заботливо выращивала каждый куст, но приводила садовника в ужас своей щедростью. Никто не уходил без цветов, хотя эти розы могли иметь успех и на рынке.

«Нотли» открыл ранее малоизвестную Вивиен Ли. Многие из гостей считали, что, если бы она не стала актрисой, она могла бы сделать неплохую карьеру в качестве дипломата или общественного деятеля.

В ней поражал даже не талант, а личность; не интеллект, а человеческие качества. Здесь лежал секрет ее обаяния. Эта женщина позволяла себе быть прямой и всегда говорить, что думает.