Анатолий Гордиенко - Здесь мой дом

Но мальчишка был уже далеко. У Эйно в кармане в чистой тряпочке был припрятан запас — четыре ржаных сухаря. Он отломил кусочек, положил за щеку и принялся за работу…

Почти сутки провозились с подшипником. Когда Эйно наконец завел трактор, руки его враз обессилели, ноги обмякли, и он не смог взобраться на сиденье.

Его подсадили, укутали ноги старой фуфайкой, трактор повел ученик.

С того дня у Эйно временами, к непогоде, стали неметь колени, побаливать.

Кабин тогда у тракторов не было, ветер бросал колючий снег в лицо, холодил спину. Эйно приезжал с работы, похожий на снежную глыбу, — мохнатый, белый. Айли жарко топила печь, а заслышав шаги мужа, выбегала в сени, торопливо снимала с него задубевший полушубок, стягивала валенки, развязывала шапку — пальцы у Эйно тоже начинали болеть, теряли чувствительность.

— Как я теперь со скрипкой буду разговаривать, — вздыхал он, разглядывая опухшие суставы.

Но скрипка, как и прежде, пела в его руках. Первый концерт в поселке дали в честь разгрома фашистов у Сталинграда. Не очень сильный оркестр удалось организовать Эйно — домра, баян да скрипка, но все же оркестр. Играли русские песни, украинские, разучили местную плясовую. В зале сидели усталые женщины, худые дети, дряхлые старики. На час-другой они забывались. У женщин, когда звучала музыка, молодели лица — постаревшие, почерневшие.

Айли с Вивьен сидели в первом ряду, не сводили со сцены глаз. Людям хотелось музыки, и Эйно играл и играл. Пусть запомнится всем этот день великой победы на Волге. Баян и домра устали ему подыгрывать, тогда Эйно вышел вперед и тихо запел, чего раньше никогда не делал: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…». Потом: «Синенький скромный платочек…», «На позицию девушка провожала бойца…», «Капитан, капитан, улыбнитесь…»

…Весной директор леспромхоза, поглядев на желтолицего, измученного Эйно, коротко сказал:

— Поедешь в село Соболево, просят помочь вспахать колхозное поле. Там тебя хоть подкормят. Надо тебе поправиться, товарищ Туоми. Поедешь на газгене.

Председатель колхоза, раненный в руку фронтовик Аникин, встретил Эйно как родного.

— Лошадей, понимаешь, пришлось всех отправить на фронт по разнарядке, теперь вот на коровах пашем. А что делать? Не посеем — войну не выиграем. Помогай, браток. И поле надо вспахать, и навоз вывезти, и лес подвезти — голова пухнет от забот. И опыта у меня никакого — до войны счетоводом был, бухгалтерию знаю, вот и выбрали.

Земля была глинистой; два колесных барахливших трактора из МТС, на которых сидели заплаканные худые девчушки, пахали мелко, с огрехами.

— Председатель, надо пахать глубже, — сказал Аникину вечером того же дня Эйно. — Я сын фермера, там, в Канаде, попадалась тоже такая земля. Разреши мне сделать одно поле по-своему.

Эйно вывез навоз, вспахал поле, как надумал, отремонтировал сеялку — посеял, потом собрал бороны, сцепил вместе, забороновал.

…Пшеница вымахала густая, высокая. На радостях Эйно согласился поиграть колхозникам. Библиотекарша вывесила у клуба объявление: «Концерт скрипача-тракториста Э. В. Туоми. Вход бесплатный. Ждем всех».

Это был не простой концерт. Сначала Эйно рассказал о далекой Канаде, о своем отце, сыграл «Интернационал»; затем поведал, как приплыли они в Ленинград, и исполнил марш «Свободная Россия»; говорил о Карелии, о мирной далекой жизни, и его скрипка задорно пела: «Все выше, и выше, и выше…»; а после рассказа о том, как у него родилась дочка и как он получил советский паспорт, он играл песни Дунаевского, финские мелодии; сыграл он и две военные песни, а закончил концерт коми-пермяцкой плясовой.

Слушатели долго не отпускали Эйно, а Аникин вскочил на сцену, стал обнимать его здоровой левой рукой.

— Я знал, что ты отличный тракторист, а теперь убедился, что и артист настоящий. Здесь, на концерте, все правление колхоза, и пока ты играл, мы посоветовались и решили выдать тебе, товарищ Туоми, за концерт твой замечательный полпуда белой муки. Как, товарищи колхозники, правильно мы решили?

В зале снова зааплодировали, закричали: «Правильно, правильно!»

Потом Аникин повел Эйно к себе домой поужинать. Когда прощались, сказал:

— Дали бы мы тебе муки больше, но сейчас нету, бережем для эвакуированных детей. А вот с нового урожая ты заработал у нас столько, что хватит всей твоей семье на зиму. Будет твоя жена булки печь!

…На следующее лето Аникин снова выпросил Эйно Туоми у леспромхоза, благо вывозка леса летом уменьшилась.

— Понимаешь, Эйно Вилхович, — говорил Аникин, крепко пожимая руку Эйно. — У нас вроде бы радость — предложили нам два гусеничных трактора, тоже с войны, инвалиды. Но все говорят, лучше бы я их не брал. А я о тебе вспомнил и согласился, взял. Погляди, может, воскресишь? Твои, брат, руки все могут, мы ведь знаем.

Тракторы походили на груду металла. На одном Эйно увидел вмятины от осколков. Долго ощупывал он рваную рану на бензобаке, и ему вдруг почудился вой бомб, взрывы. Вспомнилось, как бомбили их эшелон, как вспыхнула бочка с бензином, как они сбивали огонь с кем-то из женщин, как обжег он себе руки…

Решил из двух тракторов сделать один. Прикинул, что сможет выточить сам, а что надо будет доставать Аникину в МТС или в леспромхозе. Работал днем в поле, а вечерами пропадал в мастерской. Дали ему трех парней в помощь, а заодно и на обучение. День за днем трактор становился похожим на трактор. Через месяц его покрасили, залили горючее, завели мотор. Сел Эйно за рычаги, проехался по колхозному двору, подъехал к конторе.

— Принимай работу, товарищ председатель. Подковали вам стального коня по всем правилам. Даю гарантию — пять лет будет работать без капитального ремонта. А второй трактор предлагаю поставить на фундамент в мастерской, и будет у вас своя электростанция. Маленькая, да своя.

Так и сделали. Вспыхнули вскоре в домах лампочки, заработала мельница, зажужжала шпалорезка.

— Оставайся у нас, Вилхович, — уговаривал Эйно председатель, заходя вечерами на огонек. — Кончится война, построим тебе дом — хорошую пятистенку, изберем в правление. Колхоз наш снова станет миллионером. Вот только вернутся наши солдаты с фронта, засучат рукава, и начнется новая славная жизнь.

— Нет, друг, я люблю лес возить. Знаешь, как замирает сердце, когда глянешь назад, а санному поезду конца не видно. Настоящую мужскую работу делаю!

— Мы тебя к ордену представим. Тебя люди наши полюбили за руки твои золотые, за душу честную.

— Ордена дают за великие дела. А я обыкновенный тракторист, каких тысячи.

— Ну, ты уж не скромничай. А хочешь, мы тебе скрипку купим? Новенькую, звонкую. Я ведь знаю, твоя раскололась, когда ты к нам под Новый год приезжал. Я уже, Вилхович, полгода тебе скрипку ищу, но нет пока. В Москву напишу, там купят…