Николай Михайлов - В те годы

Ощущение радости и восторга, этих забытых в последние месяцы чувств, вызвало у нас переданное по радио сообщение о наступлении советских войск под Москвой. Наконец-то гром грянул! Пришел и на нашу улицу праздник!

Сообщение передавалось из уст в уста, всюду вызывало необыкновенный патриотический подъем. Люди повеселели, загорелась надежда, что скоро удастся окончательно разбить гитлеровскую армию. Каждому хотелось помочь советским воинам — ведь в те дни рождались такие примеры героизма и храбрости, которые и теперь поражают величием духа.

На восьмые сутки после начала наступления появился новый приказ по войскам Западного фронта: неустанно преследовать врага, не давать ему передышки, лишить его возможности организовать оборону.

Бои носили необычайно ожесточенный характер. Поля Подмосковья, дороги устилали тела немецко-фашистских солдат и офицеров. Едешь и видишь то здесь, то там полузанесенные снегом трупы. Белое поле, жгучий мороз, деревья, изуродованные артиллерийским обстрелом, бомбежками; наметенные ветром холмики, под которыми видны вражеские каски; голова, укутанная платком, неестественно поднятая рука, нога, одетая в странное подобие валенка.

Советские летчики оставили свой след. На подмосковных дорогах, обочинах, особенно около мостов, где создавались пробки, что давало возможность для эффективных ударов с воздуха, — кладбища вражеской техники: разбитые грузовики, танки, орудия. В дни оборонительных сражений наша авиация совершила более 50 тысяч самолето-вылетов.

В сражениях под Москвой родилась слава многих героев. Незнание страха в борьбе, презрение к смерти тем более поражают, если не забыть, что молодежи особенно свойственны радость жизни, стремление к прекрасному. Страдания, физические испытания, неизбежные в условиях войны, как бы растворились в том, чем жило советское общество.

Когда началось контрнаступление наших войск, К. Симонов находился на Северном фронте, под Мурманском. В столицу он вернулся в начале декабря. Первым его откликом на сражение под Москвой стали стихи «Дорога». Поэт читал их нам той зимой:

Победа под Москвой досталась нам нелегко — было много убитых, раненых. У каждого убитого своя смерть, у каждого раненого — своя боль, свои страдания. Поразительное впечатление произвел на меня рассказ про комиссара стрелкового полка коммуниста В. Соловьева.

Шли операции на Наро-Фоминском направлении. Полк вел бой за село Симбухово. Расположенное на возвышенности, оно представляло собой очень выгодный пункт для обороны. Ночью 13 января нашим воинам удалось проделать проходы в минных полях. Солдаты пошли на штурм и захватили восточную часть села. Бой носил ожесточенный характер. Село горело. Воздух был так накален, что, несмотря на морозную погоду, таял снег. Чаша весов клонилась то в одну, то в другую сторону. В этот критический момент личный пример подал комиссар, поднявшись первым в атаку, — и это дорого ему обошлось. Враги всадили в Соловьева шесть пуль: три в предплечье правой руки, одну в правое плечо; пятая пуля прошла грудь навылет и рассекла правое легкое; шестая раздробила кисть левой руки. Соловьеву удалили легкое, ампутировали правую руку. Обе операции произвели без наркоза.

За раны комиссара Соловьева фашисты крепко поплатились. В Симбухове было захвачено два танка, 114 ящиков патронов. На поле боя осталось 110 трупов немецко-фашистских солдат и офицеров.

Когда комиссар покинул после лечения госпиталь, то явился в дивизию только с одной просьбой — вновь направить его в родной полк, в котором он начал воевать.

Надо быть коммунистом, чтобы после всех перенесенных страданий снова быть готовым к сражениям. И таких случаев было великое множество. Коммунисты давали комсомольцам примеры для подражания.

Глубокой зимой 1941 года мы отправились в Боровск — небольшой городок, который входил тогда в Московскую область. Здесь сражалась дивизия народного ополчения Куйбышевского района. Впоследствии титул ее читался так: гвардейская Карачевская Краснознаменная ордена Суворова дивизия. Формировали ее в начале июля 1941 года. В сентябре дивизия выступила на фронт в районе озера Селигер. Когда положение осложнилось, дивизию перебросили под Боровск. Боевые действия здесь носили особенно ожесточенный характер. В октябре в течение недели полки потеряли убитыми и ранеными более 6 тысяч солдат и командиров.

В составе дивизии было много комсомольцев и комсомольских активистов Куйбышевского района. Помощником по комсомолу начальника политотдела дивизии являлся В. Шилин — он работал председателем комиссии райкома по пропаганде и агитации. Среди добровольцев были члены райкома Б. Котельников, Е. Мактасов, редактор журнала «Физкультура и спорт» Л. Гугель.

Ефим Мактасов стал пулеметчиком. Он погиб под Наро-Фоминском, выпустив все патроны до последнего.

Лев Гугель не отличался хорошим зрением. Но его знали как хорошего лыжника: за участие в кроссе зимой 1940 года Гугеля наградили Почетной грамотой и значком ЦК ВЛКСМ. Он настоял на том, чтобы вместе с друзьями-комсомольцами пойти на фронт. В сражении под Юхновом Гугеля ранили. Бой кончился. Гугель лежал в бессознательном состоянии: он не мог подать голоса, и санитары ушли, оставив раненого на поле боя. Его подобрали и укрыли местные жители. Поправившись, Лева с помощью дочери хозяйки раздобыл лыжи.

В полночь под прикрытием темноты комсомолец двинулся к линии фронта. Ранения давали себя знать, но Гугель упорно продвигался в ночной мгле. И не повезло солдату — он был у цели, когда его сразила пуля фашиста.

Под Боровском действовал генерал М. Г. Ефремов.

С трудом припоминаю, как мы вошли в маленький домик где-то на окраине. В комнатах шум, нервная, напряженная обстановка. Приезжали и уезжали порученцы, кто-то кого-то распекал; в одной из комнат шло совещание, и оттуда время от времени выходили озабоченные люди.

За плечами командующего М. Г. Ефремова был богатый военный опыт. В октябрьские дни 1917 года он участвовал в уличных боях в Москве. Вместе с С. М. Кировым защищал Астрахань. В апреле 1920 года, командуя группой бронепоездов, ворвался в Баку и помог восставшим рабочим. Боевой опыт генерала подкреплялся высокой теоретической подготовкой, полученной в годы учебы в военной академии.

И вот появился командующий — высокий, худощавый, светло-рыжий. Возможно, я ошибусь: осталось впечатление, что Ефремов был возбужден и озабочен.